Клубок заклинаний - Мишель Харрисон

Тут я вспомнила розовые лепестки на воде и вздрогнула. Они плыли в верном направлении – я же видела, как они исчезают под мостом. А значит, река развернулась, когда я пила воду или ополаскивала лицо. И тут, будто вторя моим мыслям, лепестки показались из-под моста и поплыли назад. Они плыли, плыли и один за другим тонули, словно их затягивало какое-то невидимое подводное течение.

Верити заметила. Потому и глядела на меня не с насмешкой, а… с ужасом. Теперь все стало ясно. Она решила, что это я заставила воду течь в другую сторону. Я попятилась, не отрывая взгляда от реки, пока она не скрылась за кустами. Тогда я развернулась и побежала вверх по склону домой. Холодная речная вода плескалась у меня в животе, как отрава. Дважды я останавливалась и оборачивалась, потому что слышала шорох и думала, что кто-то идет за мной. Но стоило замереть, и звук прекращался. Неужели доктор Криверс права, подумала я, и это все у меня в голове?

Вся дрожа, я добралась до «Черного дрозда» – и только тут поняла, что забыла ключ. Дядя Джереми прячет запасной под цветочным горшком; я пошла за ним и услышала какой-то шум на заднем дворе. Оказалось, это дядя вскапывает грядки и пропалывает сорняки. Рядом, в кустиках клубники, дремала наша кошка Тибби – задние лапы задрала, а передними прикрыла мордочку. При виде их с дядей я немного успокоилась. Дядина пушистая борода и волосы, торчащие из-под шляпы, отлично сочетались с белым мехом на брюшке у Тибби. Идеальная пара – прямо как клубника со сливками.

Дядя Джереми посмотрел на меня и сразу понял: что-то не так.

– Что с тобой? – спросил он и отложил лопату.

Я не собиралась рассказывать, что случилось у реки. Мне не хотелось его пугать, да к тому же я знала, что он скажет. Но взгляд у него был такой добрый, и я, не успев опомниться, выложила все. Дядя слушал молча, и его морщинистое лицо делалось все мрачнее.

– Порой, – сказал он, когда я закончила, – глаза нас обманывают. Например, если смотреть на колесо, которое очень быстро вращается, может показаться, что оно крутится в обратную сторону. Или иногда чудится, что часы пошли задом наперед. Такое бывает.

Я обдумала его слова. Я очень хотела согласиться, но кое-что мешало. Верити.

– Тут дело не в этом, – прошептала я и опустилась на маленький деревянный табурет, который дядя поставил в саду. – Мне не померещилось.

Дядя Джереми глядел на меня с сомнением:

– Раз ты так говоришь, я тебе поверю. Но скажи-ка вот что: еще кто-нибудь это видел?

Этого вопроса я и боялась.

– Нет, дядя. – Я отвела глаза. Ложь колола меня изнутри, словно шип. – Больше никто не видел.

– Хорошо. – Он с явным облегчением похлопал меня по руке. – Пойду заварю чаю.

Я осталась в саду. Чаю мне не хотелось, мне хотелось с кем-то поговорить, не быть одной. Я прислушалась к стуку дядиной палки по дорожке и к шороху шагов. Нет, все-таки не похоже на тот шорох, который мне слышится. Так что же это за звук?

Тибби перекатилась на животик и проводила дядю взглядом. Будь на улице попрохладнее, она бы побежала за ним по пятам и замяукала, выпрашивая молоко, но сегодня стояла такая жара, что даже Тибби было лень шевелиться. Она прищурила глаза и зевнула, разглядывая паучка, который плел над ней свою нить.

– Ты всю клубнику подавишь, – пожурила я кошку и наклонилась, чтобы почесать ее за ушком.

В саду было так тихо, что даже собственный голос казался мне слишком громким и неуместным, как незваный гость. Шелестели деревья, жужжали пчелы. Где-то стрекотал сверчок. Рядом со мной на ветку присела красивая бабочка, павлиний глаз, и расправила крылья. Они были цвета ржавчины, с ярко-голубыми пятнами в черном ободке – и правда как будто глаза. Я вздрогнула. Обычно я рада бабочкам, но сегодня слишком переволновалась. Все из-за этого шороха, который меня преследовал по пути домой: теперь казалось, что глаза на крыльях за мной наблюдают.

Еще один звук нарушил тишину, и я отвернулась от бабочки. Тибби встала и склонилась над дорожкой. Ее живот ходил ходуном. Я вздохнула, зная, что сейчас будет: она отрыгнет комок шерсти. Хорошо хоть на дорожку, а не на ковер, как в прошлый раз, подумала я и встала набрать ведро воды, чтобы смыть грязь.

Но Тибби выплюнула не комок шерсти.

Она выплюнула лягушку. Большую, зеленую и вполне живую. Я так и застыла, и бедная Тибби тоже – похоже, она была ошарашена не меньше меня. Она даже не погналась за лягушкой, когда та весело квакнула и ускакала в кусты.

Но как такое может быть? Кошки не глотают добычу живьем, и тем не менее лягушка была целехонька. И ведь до этого Тибби мирно спала – вряд ли бы она смогла так с лягушкой в животе. Абсурд какой-то.

Когда вернулся дядя Джереми, мне все еще было не по себе. Он раскраснелся, запыхался и чуть не уронил поднос с чаем.

– Ну ладно, – сказал он, отдуваясь. – Давай попьем чайку и не будем больше говорить о всяких странностях и речках, которые текут задом наперед. Ты же знаешь местных. Как они боятся того, что случилось… когда-то.

Я кивнула и снова с тревогой подумала о Верити. Уж она-то держать язык за зубами не станет, можно не сомневаться.

В Пендлвике не любят рассуждать о странных и неестественных вещах. Может, в деревушке и нет ни одной ведьмы, но память о них осталась. А кто-то даже поговаривает, будто ведьмы здесь всегда были и будут. Что где-то под покровом тайны по-прежнему плетутся заклинания. Люди всегда готовы заподозрить очередную Элизу Бёрд или Розу Рипплс в черной магии – и вспомните, что с ними стало. И вообще, поговорить об этом я хотела бы с одним-единственным человеком, а его имя я тут писать не решусь. Пускай я бы и с большей радостью заполнила эти страницы мыслями о нем, чем рассказами о всяких странностях. Но, уверена, на это у меня еще хватит времени.

Дядя Джереми зовет меня обедать.

Я не стала говорить ему о лягушке.

На этом дневниковая запись заканчивалась. Бетти просмотрела несколько листов и нашла еще одну – судя по дате, сделанную меньше чем через неделю после предыдущей. Она устроилась поудобнее, приготовившись читать, и тут же ощутила легкий укол совести. В дневники записывают свои самые сокровенные мысли. Флисс ужасно сердилась, когда Бетти или Чарли осмеливались заглянуть в ее любовные стишки. А дневник – еще серьезнее! Однако она вот-вот погрузится в чужие тайны.

«Но я же не знаю Иви Белл, – принялась убеждать себя Бетти. – Кто бы она ни была, разве не забрала бы с собой эти записи, если они так важны для нее?» И, по правде говоря, Бетти терзало любопытство. Ей хотелось больше узнать о тайной комнате, о картине, о загадках коттеджа «Черный дрозд». Быть может, дневник поможет ответить на некоторые вопросы? Она еще раз пробежала глазами место, где говорилось о лягушке. Хотя… может, и нет. Возможно, дневнику Иви доверять не стоит. Она запросто могла выдумать все это от скуки. Или, как и предположила доктор, у нее просто разыгралось воображение.