Тьма, смотри на меня (сборник) - Илья Соколов

Максимилиана, Мира, Вета, Кристина.

Они ведь не умерли. Они вообще не умирают.

Просто сменились их игроки. Все эти мальчики и девочки проиграли и отошли, оставив места для следующих…

Или просто вышло их время.

«Засыпает снег глубоким сном…»

Похоже, что Игр0к, "живущий" за Макса — это, конечно же, я…

«Остаюсь всегда обратной стороной лица…»

Но это ничего. Ничего… Если бы только у меня была Машина Прошлого… Хотя ей ничего не изменишь.

Почему-то я вспоминаю, как мы любовались дневным звездопадом.

То, как веселились, показывая сценки в магазинах. Как посетили отель «Лёд» и решили снимать фильм. Как играли в гости…

Я вспоминаю то, как мы разбудили очередного «Христа». Помню почти все наши с Максом разговоры. То, как я отказался ехать с ним и с Мирой куда-то дальше. Я вспоминаю одинокое деревце в «храме» Игры.

Это последнее, что я вспоминаю.

Может, перечитать это опять? Встать и достать из шкафа наш общий сценарий, в котором возможны разные варианты концовки.

Нет… Слишком темно…

Я обязательно позвоню Максу. Только найду подходящий телефон (где-то на новых уровнях)… Стану советовать, что делать дальше. Это поможет нам играть, теперь я знаю.

Меня кружит тьма. Предчувствие Конца Дороги.

Игра закончилась?

Я набрал достаточно «очков опыта», чтобы всё прекратить?

Оказался {внутри} за пределами мира. Вышел на уровень сна?

Возможно, я застрял в скрытой реальности.

Или угодил в «бесшовную» систему. А значит — выходов не жди.

Быть игроком «виртуальных снов» и персонажем жизни одновременно… Такое против правил.

И вот теперь меня Нигде не будет.

Сбой в системе пройден.

Игра перезагружена… В ней всё начнётся снова.

Я же вышел на самый секретный уровень.

Слово «Бог», начертанное на пожелтевшей от дождя коже левого плеча, укрощало её. Последнее «привет» в пустыне.

Вперёд. Назад.

Назад. Вперёд.

Маятник качелей безудержно кривлялся на ветру, точно заигрывая с густыми тучами облаков.

Небо изливалось. Она двигалась на одном месте.

Вниз. Вверх.

Вперёд. Назад.

● Тайна внутри раскрытых истин топкой жизни ○

Тихий бред голосов. Она одна. Под дождём.

Ровный треугольник крыши поднял два креста её качелей: левый катет ската — левый крест, правый — правый.

Грустный сход лавины ливня.

Вверх. Вниз.

Два двойных креста качелей печали.

Затаив во взгляде блаженную радость, одинокая девушка на крыше намокла всем телом.

● …течёт вода из крана (кровь из раны). Поэтому поэты мы… ○

Закатный блеск сквозь облака. Качели стали останавливаться — мерно, мирно… замедляют ход.

Скрип. Стоп.

Она смотрит на вытатуированную надпись у себя на левом плече.

Слово «Бог»…

Потом она глядит в тебя. И говорит:

— Какое женское начало…

Два двойных креста на крыше спокойно держат взмокшие качели.

Ни вниз. Ни вверх.

А ей уже пора.

Тихонько, почти не грохоча каблуками своих сапожек, она проходит к входу на чердак. На краешек оконца села. В чернеющее чрево крыши она выходит прочь.

Траурно-серый склон неба плачет каплями по пустым качелям.

Во тьме она опять одна. S2: сверкнуло слева жёлтой лентой.

Чердак сырой, не прокопчённый. Нет гари запаха, но светит слабо серое окно. Осторожно пробираясь сквозь тьму, она подходит к блёклой двери. То дверь на лестничную клетку.

Она в неё стучит. И не настойчиво, а чутко.

Никто не открывает. Дверь отвернулась под её рукой. Она ступает внутрь.

Две жёлтые руки скелета, отчаянно вырвавшиеся из чёрной тьмы чердака, резко захлопнули за ней условно пискнувшую дверь.

Она достала из кармана джинсов молодой мелок, наполовину чёрный с одной стороны/наполовину белый с другой. И начертала Перекрестие Христа на двери.

Мелок скользнул обратно. Его хранительница стала спускаться.

Жёлтые лампы освещали клетки лестниц, лишь лёгкий сумрак скрёбся по углам. Ей чудилось, сейчас разинет пасть дверь чьей-нибудь квартиры, а оттуда вылетят грубые живые трупы будущих жильцов. Раскатистая труппа трупов.

Но нет. В квартирах — пустота. И рядом с ней — ни звука.

На очередном пролёте она замечает смятые банкноты: 20 + 5 + 20.

Нужные бумажки никуда не прячутся в тусклом свете скупых ламп. Ждут втроём её одну.

Она вообще всегда жила на деньги, которые находила на улице, в супермаркетах, в кафе-закусочных, на пляже, в кинотеатрах, (опять-таки) в подъездах… Привычным жестом подобрала купюры, а задний карман их ловко проглотил. Джинсы заметно подсохли, отличаясь этим от футболки, ярко красневшей по этому поводу. Когда-то слишком длинные рукава были оборваны.

Девушка взобралась на морщинистый подоконник. Крупные капли со стороны улицы хлестали в стёкла, сбегая по ним дорожками грусти.

Похожие капельки текли по кончикам её волос, неспешно задерживаясь у края, бессловно размышляя о будущем падении, о тихой важности происходящего, о мнимой сиюминутности момента, и {самоотверженно порвав с опорой} преображались в лёгкие прозрачные слезинки на лице её печальной красоты.

Свои мокрые растрёпанные волосы она терпеливо пригладила рукой.

С одной стороны они были по-вороньему чёрные (частично), с другой же оставались снежно-белыми.

Она всматривается в плачущее окно, слезает с подоконника и неторопливо спускается к дверям на улицу. По-прежнему тихо, лишь слышен шум дождя.

● Куда теперь одной-то ей идти? Какое место станет ей наградой ○

В её голове — опять тот сладкий шёпот. Она решилась. Она выходит в черноту… Змеится в сток воды поток. Всё небо падает дождём, а ночь уже легла в пустынный город.

Видимая поверхность этой девушки снова промокла. Чёрная тьма арки учтиво крошится рассеянными отблесками уличных фонарей, что высятся, почтительно склонившись к тротуару.

Арку она минует. Бросает любопытный взгляд на фонари. Они подобны дереву без листьев: на металлическом стволе ветвятся пары ламп, метавших слабый свет. Ей виден дождь, падение воды.