Звонок из Мемфиса - Андрей Коротаев

Гефа, как именовали ее сотрудники, всегда знала, кому, что, как ответить. В том числе Кондратьеву, его супруге, начальству и подчиненным. Университет ожил! Профессора удивлялись, как жили без нее. Она поздравляла коллег, членов Правительства с юбилеями и праздниками. Поддерживала связи с редакциями журналов и газет. Сколтех стал мелькать в прессе, его награждали орденами, премиями, присылали подарки по случаю. Да, кстати, Правду Гефсимания убрала в платяной шкаф, по собственному опыту зная: память человеческая коротка. Она считала себя истинной главой университета, стараясь во всем быть умнее ректора, для чего еще ярче красила губы. Первое, что видели посетители – улыбку Гефсимании. Кондратьева она бесила, но психолог советовал ему выходить из зоны комфорта.

–Аллоу,– повторила Гефсимания Алоизовна.

Кошка растерялся, он отвык от общения с людьми и искал слова для начала разговора:

–Кошка. Николай Кошка.

–Гефсимания,– представилась секретарь. Она сразу поняла, что звонит молодой человек, поэтому позволила себе перейти на шутливый тон.– Вы можете говорить. Я вас слушаю.

Юноша оробел:

–Видите ли… Кондратьев пригласил меня на работу, но я попал в аварию, три месяца пролежал в больнице.

–Я знаю,– на всякий случай ответила Гефа.– Как ваше самочувствие сейчас?

–Здоров.

–Минутку…– Гефсимания по селектору сообщила Кондратьеву о звонке, ректор назначил встречу на утро.– …Вы записаны на завтра, в одиннадцать. Вышлите свой ID. Я выпишу пропуск. Всего хорошего.

Секретарь отключила связь, подумав: «Какой милый котенок». Она была женщиной одинокой и часто скучала. В телефоне пикнул ID Кошки, с последним фото Николая – из медицинской карты. На нем молодой человек был запечатлен в своем худшем виде. Прочитав историю болезни, Гефа расстроилась. Математик-алкоголик… Ну да, все они шизофреники с раздвоением личности. Поколебавшись, она отправила документ в бюро пропусков. «Может быть, он математик – только с одной стороны, а с другой – приличный мужчина»,– допустила секретарь.

Собираясь на встречу, Кошка осмотрел свой гардероб. вывешенный на гвоздях, вбитых в деревянную стенку – джинсы, футболка и свитер. Надел все. На ноги натянул кеды. Стояла мокрая осенняя погода, которой боги награждают москвичей за летние загулы. Тропу из Старой Свали до университета залило дождями. Несколько раз упав в грязь, соскользнув с бревен в ручей, промерзший Кошка добежал до Кластера Мирапорка. Его мобильный телефон перестал работать – промокнув. Электронный контроль Николая не узнал. Несколько минут компьютер анализировал точки лица и грязные руки парня, а потом вызвал полицию. В отделении Николая, приняв за наркомана, несколько раз грубовато пихнули, но когда его нашла Гефа, извинились и даже очистили одежду щеткой от грязи. Кошке вручили телефон, в который он услышал секретаря:

–Ах вот вы где. А то думаю, куда вы запропастились. За вами послан транспорт.

Таким образом Гефа проявила сочувствие к будущему работнику. Она собрала информацию о нем: ей было интересно увидеть «восемнадцатилетнего фокусника» – так мальчика описал Кондратьев, когда секретарь назначала встречу. Фокусник предстал перед ней мокрым пугалом в обвисшем свитере, Гефсимания отметила: математик в жизни лучше, чем на больничном фото.

–Николай Георгиевич. Здравствуйте. Вы можете снять шлем.

Кошка промычал нечто невразумительное, Гефа оставила его в покое. Однако на Андрамата она произвела впечатление.

–Восхитительна! Это неземная женщина.

Николай удивился, но виду не подал, медленно согреваясь. Через некоторое время появился радостный Кондратьев.

–Какой замечательный, возможно исторический, момент в жизни нашего университета. Добрый день, молодой человек.

Петр Петрович, подзабывший Кошку, оглядывал долговязого парня в красном шлеме, грязной одежде, мокрой, не по сезону, обуви. «Когда-то Ломоносов так пришел в Москву»,– заключил он.

–Ну, пойдемте ко мне, пообщаемся. Гефа, приготовьте чаю!

Юноша благодарно посмотрел в глаза академику.

Разговор начал Кондратьев:

–В суете я запамятовал события, которые привели вас в Сколтех. Но утром пересмотрел записи ваших выступлений. Дух сомнений покинул меня. Нынче я полон оптимизма. Можете снять шлем, вы мотоциклист?– Кондратьев вопросительно взглянул на Кошку.

–У меня трамва, я скрываю ее. Извините.

–Ничего. Я понимаю. Но продолжим…

Вошла Гефсимания с чайными приборами, расставила их перед мужчинами. Николай разбавил кипяток холодной водой, положил четыре ложечки сахара, размешал и сразу выпил.

–Вы, наверное, замерзли?– поинтересовался академик.

–Очень!

–Тогда давайте еще чай. Может, коньяку?

Кошка грустно посмотрел на Кондратьева.

–Коньяк, без чая?– по-своему истолковал молчание ученый.

–Я не пью,– извинился Кошка.

–Понимаю. Пейте чай. После поговорим.

Пока Кошка допивал третью кружку чая с медом, который ректор достал из своего стола, академик деликатно молчал. Увидев, что юноша готов продолжить разговор, спросил:

–Где вы живете?

–Тут рядом, в деревне.

«Точно живой Ломоносов! Пешком из деревни»,– Кондратьев возликовал, вспомнив прослушанные лекции Кошки и свое приглашение работать в университете.

–Скажите, как у вас возникли сверхспособности? Мне всегда было интересно знать это. Моцарт, Эйнштейн, и вот надо же – вы.

–Для меня самого это загадка природы,– вздохнул молодой человек.

–Я смотрел школьный табель: вы были отличником.

Кошка скромно промолчал. Кондратьев остался неудовлетворен тем, что тайна сверхспособностей не прояснилась. Сколько он помнил, ему лично все давалось с трудом, иногда он корил провидение за отсутствие дарований, тараном врубаясь в твердь науки.

–Скажите, какова область ваших профессиональных интересов?

Кошка неосторожно позвал вслух Андрамата, передав ему слово.

–Я сделал расчеты, которые хотел бы проверить на практике. Это тензорные вычисления топонимики микромира, космогонии, теории струн и тому подобного. Далее…

Инопланетянин начал читать поэму о математике. На это ушло минут пятнадцать, он говорил, академик внимательно слушал.

–Я назвал это теорией вихряций. От слова – вихрь. Доказал, что струны, они же вихри, бесконечны во времени и замкнуты в себе. Но главное – вихряцию можно превратить в неисчерпаемый источник энергии. Но есть теоретический предел.

–Какой?– испугался Петр Петрович.

–Сложность в бесконечности, она находится в обратной пропорции ко времени. Когда бесконечность исчерпается, время остановится, в том смысле, что между секундой сейчас и секундой следом пройдет бесконечное время. Иными словами, следующее мгновение никогда не настанет.