Простофилей быть непросто - Владимир Сотников

– Ну ладно, охотник! – рассмеялся Даня. – Целую лекцию мне прочел. А все для того, чтобы оправдать свои вчерашние похождения. Да я уже не обижаюсь, что ты меня не позвал. Прошла моя обида. Сейчас соображать надо, а не обижаться. А я все-таки никак не пойму, куда и зачем мы направляемся. То есть не совсем пойму.

– Ну и не надо! – успокоил его Филя. – Иногда понимание потом приходит. Главное – действовать по интуиции. А меня она редко подводила. Вот посмотришь, наша утренняя охота будет удачной!

– Что ж, – махнул рукой Даня. – Тогда командуй. Охотник.

Действительно, Филя сейчас был похож на самого настоящего Следопыта из книги Фенимора Купера. Глаза его напряженно исследовали все подозрительные повороты тропинки, ноздри вдыхали утренние запахи, словно по этим запахам можно было что-то узнать.

– Зря только принюхиваешься! – не удержался от смеха Даня. – Это в столовой Дома творчества писателей завтрак готовят.

Филя отмахнулся:

– Ничего я не принюхиваюсь! Просто напряг свое внимание. И тебе советую сделать то же самое. И кстати, мимо этой столовой мы и пройдем. Так что – нюхай не нюхай, а пропитаемся насквозь писательскими завтраками.

– Только не смеши, ладно? – прыснул Даня. – А то никакой охоты не получится. Ну почему писательскими завтраками? Чем они отличаются от всяких других?

– Так просто ляпнул, – ответил Филя. – А вообще-то интересно, почему так называется – Дом творчества писателей? Это же дом отдыха!

– А писатели на отдыхе как раз и творят, – засмеялся Даня. – Они вообще, когда хотят, тогда и пишут. Хоть во время отдыха, хоть во время сна. Слышишь?

Он поднял вверх палец.

– Дятел, – уверенно сказал Филя.

– Не угадал, – помотал головой Даня. – Печатная машинка. Какой-нибудь писатель печатает на машинке. Книгу пишет.

– Ничего себе! – удивился Филя. – Посмотреть бы на эту машинку. Наверное, что-то типа простейшего компьютера. Чего же она так грохочет, как танк несмазанный? Разбудит всех.

– Наверное, привычка у этого писателя такая, – усмехнулся Даня. – Работать по утрам на своей старой машинке. Привык к ней и не может работать ни на каком навороченном компьютере.

– Лучше бы по утрам по парку своему гулял. Парк красивый. – Филя посмотрел по сторонам. – Здесь и дышится совсем легко, и даже запахи от столовой не доносятся.

– Папа считает, что этот парк чуть ли не самый красивый в мире, – сказал Даня. – Очень он любит его. А сейчас не хочет сюда и приходить. Злится.

– Любит и злится? – удивился Филя.

– Да это же он раньше красивый был. Этот парк еще Волошин начинал растить. И завещал его писателям. Раньше писатели за ним ухаживали, а теперь привели в полное запустение, – объяснил Даня, делая широкий жест рукой. Мол, смотри сам, какое здесь запустение. – Садовника нет, клумбы исчезли, зато появился мусор. Сюда даже коровы заходят! Не говоря уже о том, что через парк теперь проходит дорожка из поселка к набережной, и по ней ходят толпы людей.

Филя насторожился:

– Единственная?

– В каком смысле? – не понял Даня.

– Это единственная дорожка из поселка к пляжам? – переспросил Филя.

– Вряд ли, – хмыкнул Даня. – Что здесь, джунгли, что ли? Но этот путь самый короткий, удобный. И самый приятный, конечно, – смотри, какая тенистая аллея от начала до конца. Все отдыхающие сейчас повалят толпой из поселка на пляж.

– Вот ты и выбрал место, где мы будем следить! – воскликнул Филя. – Лучше не придумать. Музей – вот, рядом. Эта тропинка к нему – самая удобная. Где еще, как не здесь, ждать появления всяких подозрительных личностей?

Даже прятаться особенно не надо было. Короткая аллейка кипарисов скрывала ребят, как непроницаемая стена. И дорожка была видна как на ладони.

Вот пробежали собаки. Наверное, переночевали где-нибудь в поселке и сейчас направляются попрошайничать на набережную. От одного корпуса Дома творчества писателей к другому прошла уборщица со шваброй на плече, как старинный солдат с ружьем. С кипариса упала, подпрыгнув на асфальте, легкая шишечка.

А в остальном – ничего примечательного. Обычная пустынная утренняя аллея. Через пять минут Филе стало скучно, еще через пять его стали одолевать сомнения: а правильно ли они поступили со своей слежкой? Может, надо было оставаться на набережной? Если такие сомнения появлялись у Фили, то можно себе представить, какие мысли вертелись в голове у Дани! Он сопел и ерзал от нетерпения, но молчал.

– Ну, пробегись ты по этой дорожке, пока никого нет! – не выдержал Филя. – Если не умеешь на месте сидеть.

– А кстати! – оживился Даня. – Кто тебе сказал, что сидеть надо неподвижно? Почему бы и не прогуляться, хотя бы по очереди? И, между прочим, больше увидим.

И Даня, словно боясь, что первым на дорожку выскочит Филя, вышел из-за кипарисов. Оглянувшись через несколько шагов, он подмигнул Филе и… подпрыгнул с перекошенным от ужаса лицом!

Он приземлился на четвереньки и завертел головой, ничего не понимая.

– Охохо, охохо… – произносил при этом Даня, будто его ошпарили кипятком или, наоборот, окатили ледяной водой.

Приглядевшись, Филя тоже рассмеялся. Действительно, Даню окатили водой! Откуда же она здесь взялась?

Тут уже и Даня все понял. И сразу рассмеялся. От смеха он катался по сухой траве рядом с асфальтовой дорожкой:

– Ой! Не могу… – с трудом выговаривал он. – Чуть не умер от неожиданности!

Оказывается, по кустам был протянут резиновый шланг. Из дырочки в его боку била сильная тоненькая струйка, которая пронизывала пространство над дорожкой. Ни луж, ни журчания – струйка пролетала по воздуху и гасла в кипарисовых ветвях. И специально бы никто не сумел так замаскировать водяную струю!

– Фу-у! – выдохнул Даня. – Вот и проснулся окончательно. Знаешь, какая вода холодная? Как из родника.

Филя засмеялся:

– Теперь моя очередь освежиться!

Но Филю опередили. Изысканная дамочка шла по дорожке, как по подиуму. Так демонстрируют модели нового сезона на какой-нибудь выставке под названием «Высокая мода». Одежда, которая была на дамочке, принадлежала к очень открытому типу – даже раскрытому. Наверное, это был просто купальник, только с рюшечками. Все-таки дорожка вела к набережной и пляжу.

Визг разнесся по парку, и ребята мгновенно зажали уши, чтобы не лопнули барабанные перепонки. А когда оторвали от ушей ладони, то услышали такую тишину, которая называется звенящей. В этой тишине звучал только далекий несмолкаемый бой печатной машинки. И вдруг дамочка рассмеялась – точно так же, как и Даня.

«Она смеется над собой, над своим смешным приключением, – подумал Филя. – Значит, хоть какое-то чувство юмора у нее есть, и значит, она добрая. Как и Даня».