Аверуан - Кларк Эштон Смит

Эти развалины (как говорилось в рукописи), были очень древними, и давно заброшенными обитателями этих краев, ибо с ними связывали множество легенд о древнем Зле, и говорили, что в них обитали злые духи, и руины служили местом встреч колдунов и суккуб. Но Жерар, как будто забыв о дурной славе этих мест или не боясь ее, точно одержимый дьяволом, бросился в тень осыпавшихся стен и наощупь, словно следуя в хорошо известном ему направлении, прошел к северному концу внутреннего двора замка. Там он правой ногой ступил на плиту, находившуюся под двумя центральными окнами, прямо между ними, и отличавшуюся от остальных своей треугольной формой. Под его ногой плита сдвинулась и наклонилась, открывая гранитные ступени, ведшие в подземелье. Затем Жерар зажег принесенный с собой факел и спустился вниз по ступеням, а плита за его спиной заняла свое прежнее место.

На следующее утро его невеста, Элеонор де Лис, и вся свадебная процессия напрасно ждали графа у собора в Вийоне, главном городе Аверуана, где было назначено венчание. С того дня никто больше не видел Жерара Вентильона и ничего не слышал ни о нем самом, ни о судьбе, постигшей его…

Таково было содержание запретной рукописи, и вот так она заканчивалась. Как я уже упоминал, на ней не было ни даты, ни указания того, кто был ее автором и как до его сведения дошли описанные в ней события. Но, как ни странно, я ни на минуту не усомнился в ее правдивости, и одолевавшее меня любопытство относительно содержания рукописи немедленно сменилось жгучим желанием, в тысячу раз более могущественным, более неотступным, узнать конец этого рассказа и выяснить, что же нашел Жерар де Вентильон, спустившись по потайной лестнице.

Когда я читал это повествование, мне, конечно же, Пришло в голову, что замок Фосефлам, описанный в нем, и был теми самыми руинами, которые я в то утро увидел из окна моей спальни, и, обдумывая этот факт, я все больше и больше впадал в безумную лихорадку, загорался неистовым порочным возбуждением. Вернув манускрипт в потайной ящик, я ушел из библиотеки и некоторое время бесцельно бродил по коридорам монастыря. Случайно наткнувшись на того же монаха, который накануне увел в стойло мою лошадь, я отважился спросить его, как можно более осторожно и осмотрительно, о развалинах, которые были видны из монастырских окон.

Услышав мой вопрос, он перекрестился, и его широкое добродушное лицо омрачило испуганное выражение.

– Это развалины замка Фосефлам, – ответил он. – Говорят, что они многие годы служат жилищем злых духов, ведьм и демонов. В этих руинах они устраивают свои шабаши, описывать которые у меня язык не повернется. Ни одно людское оружие, никакие изгоняющие нечистую силу заговоры, ни даже святая вода не властны над этими демонами. Много отважных рыцарей и монахов исчезли во мраке Фосефлама, не вернувшись назад. Однажды, как говорят, сам настоятель Перигона отправился туда, чтобы бросить вызов силам Зла, но что отдало его в руки суккуб, никто не знает и даже не догадывается. Некоторые говорят, что демоны – омерзительные старухи, чьи тела заканчиваются змеиными хвостами; другие утверждают, что они – женщины, чья красота затмевает красоту всех смертных женщин, чьи поцелуи даруют дьявольское наслаждение, пожирающее людскую плоть, будто адский огонь… Что же до меня, не знаю, какие из этих слухов верны, но я бы не отважился отправиться в замок Фосефлам.

Еще прежде, чем он закончил говорить, в моем мозгу созрело решение, что мне необходимо пойти туда, чтобы собственноручно выяснить все, что можно, если это будет в моих силах. Желание оказалось таким неодолимым, что даже если бы я был исполнен решимости до последнего сопротивляться ему, я проиграл бы эту битву, точно околдованный какими-то могущественными чарами. Предостережение преподобного Хилари, таинственная неоконченная история из древней рукописи, дурная слава, на которую намекал монах, – все это, казалось бы, должно было испугать меня и отвратить от подобного решения, но, напротив, на меня точно нашло какое-то затмение, и мне казалось, что за всем этим скрывалась некая восхитительная тайна, запретный мир невыразимых явлений и неизведанных наслаждений. Мысли об этом воспламенили мое воображение и заставили сердце лихорадочно колотиться. Я не знал, и не мог даже предположить, что могут представлять собой эти наслаждения, но каким-то загадочным образом был уверен в их совершенной реальности, точно так же, как настоятель Хилари верил в существование рая.

Я решил отправиться на руины в тот же день, пока не вернулся Хилари, который, как я инстинктивно чувствовал, с подозрением отнесся бы к подобному намерению с моей стороны и непременно воспротивился бы этому.

Мои приготовления были очень просты и заняли всего лишь несколько минут. Я положил в карман огарок свечи, позаимствованный из спальни, взял в трапезной краюшку хлеба и убедившись, что мой верный кинжал в ножнах, незамедлительно покинул гостеприимный монастырь. Встретив во дворе двоих братьев, я сказал им, что собираюсь прогуляться по лесу. Они удостоили меня веселым «pax vobiscum» и пошли своей дорогой, занятые разговором.

Стараясь идти как можно более прямой дорогой к Фосефламу, башни которого часто исчезали за переплетающимися сучьями деревьев, я вошел в лес. Я шел без дороги, и мне часто приходилось отклоняться в сторону от намеченного пути, чтобы обойти густой подлесок. В лихорадочной спешке, охватившей меня, казалось, что прошли часы, пока я добрался до вершины холма, где возвышались развалины, но на самом деле путь вряд ли занял чуть более получаса. Преодолев последний откос, я внезапно увидел перед собой замок, возвышавшийся в центре ровной площадки, которую представляла собой вершина. В разрушенных стенах пустили корни деревья, а обвалившиеся ворота заросли кустарником, ежевикой и крапивой. Не без труда пробившись сквозь эти заросли и изорвав колючками свою одежду, я, как и Жерар де Вентильон в старинной рукописи, пошел к северному концу дворика. Между плитами мостовой разрослись зловеще огромные стебли бурьяна, чьи толстые мясистые листья уже тронули коричневые и лиловые краски дыхания наступившей осени. Но я вскоре отыскал треугольную плиту, описанную в повествовании, и без малейшего промедления и колебания ступил на нее правой ногой.

Сумасшедшая дрожь, трепет безрассудного торжества, окрашенного легким волнением, пробежала по моему телу, когда огромная плита легко накренилась под моей ногой, обнаруживая темные гранитные ступени, точно так же, как в древнем манускрипте. Теперь на короткий миг смутные страхи, навеянные намеками монахов, ожили в моем воображении, превратившись в неизбежную реальность, и я остановился перед чернеющим отверстием, готовым поглотить меня, раздумывая, не дьявольские ли чары привели меня сюда, в царство неведомого ужаса и немыслимой опасности.

Я колебался, однако лишь несколько мгновений. Затем чувство опасности померкло, ужасы, описанные монахами, превратились в причудливый сон, и очарование чего-то непостижимого, что было все ближе и ближе, охватило меня, точно крепкое объятие любящих рук. Я зажег свечу и начал спускаться по лестнице, и точно так же, как за Жераром Вентильоном, треугольная каменная глыба бесшумно закрылась за мной и заняла свое место в вымощенном полу. Несомненно, ее приводил в движение какой-то механизм, срабатывавший под воздействием человеческого веса на какую-нибудь из ступеней, но я не остановился, чтобы выяснить, каким образом он работает, и не пытался найти способ заставить плиту открыться изнутри, чтобы я мог вернуться.