Интересная Фаина - Алла Хемлин

К уголечку Фаина тоже тянулась. Уголечек Фаина не смывала, а стирала хлебным мякишем. Уголечек не давался, чтоб совсем, а оставался на бумаге почти что прахом. Фаина на прахе опять рисовала — новое и другое.

Так оно и шло жизненно — вода к воде, прах к праху.

* * *

В 1900-м Фаине предстояло четырнадцать лет.

Интересно, что за два месяца раньше в городе появился мужчина. Мужчина умел делать представления из электричества и рассказывал про себя, что без него не обошлось, когда делали коронацию царю Николаю с женой. Про коронацию печатали в газетах, в журналах тоже печатали, чтоб все шло в народ. Царизм тогда не загадывал, чем кончится, а то б молчал и не дразнил никого на свете.

Елизавета хоть и была далека от народа, а сильно раздразнилась. Елизавета насмотрелась и начала представлять себе, что держит в своих руках электрические цветы, как царица, и гладит эти самые электрические цветы от самых низов до самых верхов. А цветы за это берут и горят Елизавете ясным пламенем и жгут гирлянды по всему на свете саду.

Мужчина как приехал в Одессу, так сразу пошел к главному капиталисту Маразли и сделал все на свете у Маразли на даче. А дача у Маразли была сильно выдающаяся. Никто не знает, сколько Маразли потратил на дом, а оранжерея стоила тридцать тысяч. Если на наши советские деньги, такое и пересчитать нельзя. Про оранжерею известно, потому что после революции там назначили растить картошку зимой и нашли бумаги на строительство. Бумаги не помогли, и картошка замерзла.

Интересно, что у мужчины электричество не замерзло и светило сильно светло. Про заморозки — это сказано наоборот, потому что тогда было лето.

Все люди в Одессе говорили и удивлялись, тем более своими глазами представление видел мало кто. Елизавета тоже не видела. А Корбье видел и пересказал Серковскому, а он уже взял и пересказал близко к жизни Елизавете.

Елизавета сказала Серковскому, что пускай ей тоже сделают сильно светло.

Елизавета по своему характеру была завидючая.

Получилось, что Елизавета позавидовала на электричество два раза. Это для электричества сильно много. Электричество не любит завидючести два раза.

Интересно, что острота тоже не любит завидючести.

Режет у себя в хозяйстве человек острым ножиком кусок мяса, а сам завидует тому, который угадал с лучшим куском. Острота на завидючесть свое ответит — чик, и получите.

Пришел в магазин, стал в очередь, стой и смотри, какой кусок лучший. Час смотрел, а не угадал? Кого виноватить?

* * *

Елизавета попросила Серковского про электричество. Серковский сказал, что сделает.

Елизавета верила словам Серковского и гладила его за любое. Серковский же с самого начала не сказал Елизавете, что у Серковского от глажки вся шкура тошнит. Сказал бы, может, Елизавета и перестала. Перестала б гладить и кинулась кусать. Из науки уже давно известно, что у людей есть много привычек. Тем более одна другой — не хуже.

Когда Серковский шел к Верочке, Елизавете говорилось, что по делу.

Серковский почти что никогда не врал, а говорил как есть, хоть и не до конца. Потому Серковский на словах всегда уходил из дома по делам.

Серковский всегда приходил домой уставший, потому что дело требует свое.

И вот в один вечер, уже под утро, Серковский засобирался домой от Верочки, которая тоже потребовала свое.

Верочка застегнула все пуговицы у Серковского, на брюках спереди тоже застегнула и сказала:

— До свидания.

Пришел Серковский домой, разделся себе и тихонечко прилег отдохнуть на топчанчик.

А Елизавета всегда обсматривала и обнюхивала одежду Серковского — не чтоб подумать, может, надо простирнуть или что другое, а для порядка.

На завтрак Елизавета спросила Серковского, почему у Серковского на брюках спереди на самой нижней пуговице длинный черный волос, как из хвоста кобылы.

Серковский сказал Елизавете, что волос и есть из кобылы. Еще Серковский сказал, что до утра заседал в комитете по гужевому вопросу, что там волос и зацепился.

Интересно, что Верочка была жгущая брюнетка с длинным прямым волосом. Еще интересней, что Серковский с Верочкой и разговаривал тоже. Рассказывал о культуре, о писателях, читал в голос книжки, чтоб Верочка поскорей уже успокоилась. Серковский не рассказывал Верочке про музыку, потому что Верочка сама пела.

В тот приход Серковский читал Верочке французскую книжку про жгущую любовь с одним милым другом. Верочка любила шутку и смех и взяла себе в пример женщину, которая обкрутила пуговицу у мужчины своим волосом.

Так у Серковского и получилось с кобылой.

Со стороны Серковского как мужчины это было нехорошим поведением. Тем более Елизавета сейчас не поверила Серковскому.

Недоверие от Елизаветы получилось для Серковского сильно неожиданное. Серковский даже обиделся на Елизавету за недоверие и высказался.

Елизавета смолчала и только плюнула Серковскому в чашку с чаем и сахаром.

Над Серковским сильно закапало.

* * *

И вот в новиковском саду настал вечер праздника с электрическим представлением.

Мужчина, который все обещал, так все и сделал. Мужчина возился со своими тремя помощниками две недели. Потом помощники мужчины накрутили на деревья от земли до самого неба провода с лампочками разных расцветок.

Елизавета сразу хотела, чтоб представление было для гостей вроде неожиданности. Вроде позвали человека пить пустой чай, а сами взяли и налили суп с вареньем. Радость есть радость.

Елизавета приказала прислуге молчать и по-хорошему пояснила, что если кто скажет, того сразу выгонят на все стороны улицы.

Елизавета сама не стерпела и начала рассказывать направо и налево. Тем более Елизавета шила для представления три платья на перемену и делала два шиньона себе на голову. Шиньоны Елизавете делал дорогой парикмахер Пьер, а для хорошего подклада Елизавета дала Пьеру мешочек с оческами от себя и от Фаины.

Фаина знала про лампочки от Елизаветы и от Серковского. А про электричество Фаина уже раньше знала от учителя физики Тусузова.

Фаина знала про электричество до того, что мечтала выступать в цирке на пересечении Коблевской и Торговой или в Париже со своим смертельным номером.

Номер Фаина придумала такой.

Посередине ставится железная клетка, как с дикими по своему характеру зверями, только без самого верха. В клетке из-под земли по приказу Фаины «Оп!» выходит много электрического тока. Фаина опять говорит «Оп!», и электрический ток со всех своих мест прыгает выше себя на сколько может и летает вокруг всех на свете голов с заходом в уши и остается, где ему находится хоть одна ямка. А голов с ушами и ямками в цирке несчитанные тысячи — две почти что с половиной человека, а в Париже будет даже больше.