Чужой среди своих - Василий Сергеевич Панфилов

Глава 5

Коричневая пуговка

— Валентин Пална, ну давайте, я потом зайду, а? — ною, переминаясь перед постом с ноги на ногу, будто перед дверью туалета, — Ну линейка же вот-вот…

— Успеешь, — безапелляционно отрезает медсестра, не отрываясь от толстого, зачитанного до засаленности журнала, перелистывая его пухлыми наслюнявленными пальцами.

— Ну Валентин Пална… — тяну на одной ноте.

— Савелов! — оторвавшись наконец от журнала и подняв на меня спрятанные за толстыми линзами глаза, рявкает та, показывая многочисленные золотые коронки, — Я что сказала? Придёт Сергей Ильич, и если он после осмотра сочтёт, что ты достаточно здоров, то выпишет! Ясно?! Если!

— Ну Валентин Пална… — снова заканючил я на одной ноте, — окончание года же!

— Сбегу! — делаю отчаянный вид, — Через окно сбегу!

— Так… — решительно поднявшись, она цепко, не вдруг и вырвешься, взяла меня за плечо и повела в палату, — В койку! И чтоб ни шага из палаты! В туалет ты уже сходил, а если приспичит, то под кроватью судно!

— А вам, мужики, — она перевела свирепый взгляд на моих соседей, азартно играющих в «Дурака» старенькими картами, — чтоб приглядели за ним! Вздумает удрать, с вас спрошу! Да… и окно закройте.

— Всё… всё, Валя! Их бин капитулирен! — поднял руки любитель «витамина С», и виновато глядя на меня, пожал плечами.

Фыркнув, падаю на койку так, что заскрипели пружины, а чуть погодя с головой накрылся покрывалом…

… под которым моё лицо прорезала кривая ухмылка. Нехитрый трюк, на самом-то деле. Сперва долго раздражаешь человека, доводишь его до точки кипения, а потом просишь о чём-то, что выходит за рамки его полномочий.

Не знаю, имела ли она право отпустить меня, но рупь за сто — сейчас она сделает всё возможное, чтобы оттянуть момент мой выписки!

Школа, м-мать её… я же никого не помню! Век бы не видеть… Классуха, учителя, директор, ребята из класса… память, ау!

— Цербер… — слышу негромкие разговоры мужиков, обсуждающих медсестру.

— Мужика у неё давно нет, — смачно выдохнул дядя Валера, чем-то захрустев, — вот и злобствует.

— Ага… — опасливо приглушив голос, гоготнул Кузьмич, — сиськи не мяты, пизда заросла! Ещё чуть, и снова целку ломать придётся, га-га-га!

Они, понизив голоса, пустились в обсуждение статей Валентины Палны, её потенциальных хахалей, и о том, что с таким характером на неё никто не польстится, хотя сиськи здоровенные, да и жопа ничего так — большая, мягкая…

Криво усмехаясь под одеялом, вслушиваюсь в разговоры, стараясь не думать о своих проблемах. О жопе Валентин Палны тоже не очень-то интересно слушать, но хоть отвлекает от собственных неурядиц.

Чёртова школа! Учителя, особенно в такой маленькой школе, хорошо своих учеников знают, да и одноклассники быстро поймут, что у меня проблемы с памятью, что изменилось поведение!

А советская психиатрия, она нынче такая… карательная.

«— Американская в эти годы ничуть не лучше» — вспомнилось мне, и в голову посыпались многочисленные факты об опытах над людьми и тому подобных вещах. Новые методы лечения в психиатрии, испытания лекарств, притом не только для лечения нервных расстройств…

Самый пик ведь… что в Союзе, что в Штатах — такое делают, что эсэсовцы поседеют! Всё во благо Человека и Общества, разумеется…

Загодя услышав приход главврача, я поспешил откинуть одеяло и принять вид максимально невинный.

— Вот… — мстительно ткнула в меня толстым пальцем с красным, слегка облупившимся маникюром Валентин Пална, — лежит, голубчик, как ни в чём ни бывало! А утром мне целую истерику устроил, сбежать грозился!

— Сбежать? — нахмурил брови врач, — Это нехорошо… Ну-ка, голубчик, повернитесь на живот, гляну сперва вашу спину…

Не думаю, что он всерьёз рассердился на меня, но и ссориться с ручным цербером из-за прихотей пациента, Сергей Ильич не стал. В итоге, выписка моя затянулась, а осмотр швов и новая шпаклёвка физиономии, проводимая лично мстительной Валентин Палной, задержали меня ещё минут на пятнадцать.

* * *

— Всё, мам… ну что я, сам не дойду? — скомкано говорю, отцепляясь наконец от родительницы и спеша занять своё место в школьном строю. Благо, она подвела меня, куда надо, а дальше я, сориентировавшись на несколько знакомых физиономий, поспешил влиться в ряды.

А мама, постояв немного и удостоверившись, что всё в порядке, отошла, как я понимаю, к родителям моих одноклассников, постоянно оглядываясь назад. Вообще, взрослых на удивление много. Хотя… в Посёлке не так много значимых, ярких событий, а тут какой-никакой, но праздник!

Пожав несколько протянутых рук и покивав всем без разбора, встал было в строй, ввинтившись между двух девчонок с напряжёнными лицами и бантами в старательно заплетённых косах.

— Савелов… — тут же прошипела на меня симпатичная белобрысая девчонка, несколько, впрочем, щекастая, и обещающая годам к тридцати, максимум к тридцати пяти, обзавестись замечательными бульдожьими брылями, — я уже сказала, что не буду с тобой дружить! Иди вон… займи своё место!

Протолкался на своё место, когда директор уже начал речь. Немолодой, лысеющий низкорослый мужчина в несколько тесноватом пиджаке на тугом животике, с орденскими колодками слева и орденом Красной Звезды справа, говорил очень искренне и прочувствованно.

Выглянувшее из облаков солнце, весьма эффектно подсветило сзади его фигуру, окутав ореолом света. А волосы, несколько растрёпанные утренним ветерком, в свете солнца показались нимбом.

«— Местночтимый святой от Коммунизма» — влезла мне в голову неуместная мысль. Фантазия, разыгравшись не вовремя, начала мне подкидывать всякую ересь, вроде пастафарианцев с дуршлагами на головах, пляшущих вокруг них кришнаитов, и торжественного богослужения в храме, представляющего дикую смесь православия и коммунистических обрядов.

Не без труда выкинув из головы виденье бюстиков бородатых пророков Коммунизма вперемешку с иконами и распятым на кресте гранитным Ильичом в стенах обитого кумачом храма, постарался сосредоточиться на речи директора.

— Вот и закончился ещё один учебный год, — зычным, но несколько хриплым голосом, вещал мужчина, — для некоторых ваших товарищей ставший последним! Через несколько недель, сдав экзамены, они разъедутся, поступать в ПТУ и техникумы, а кто-то пойдёт сразу на заводы и поля, в карьеры и в леспромхозы!

Он прервался, аплодируя выпускникам, и я вместе со всеми хлопал в ладоши, осторожно косясь по сторонам.

— Впереди у них славная жизнь, — откашлявшись, продолжил директор, надсаживая горло, — полная трудовых свершений! Жизнь, в которой каждый шаг, каждое движение, приближает победное шествие Коммунизма на планете!

Завучи и учителя, подавая пример, захлопали, и в этот раз хлопали намного громче, и я бы даже сказал — яростней!

«— Условный рефлекс на слово „Коммунизм“ вырабатывают», — выдавилось из меня циничное.

«— Хорошо, что физиономия у меня сейчас отрихтована… — мелькнула