Священный любовник - Дж. Р. Уорд

Он не мог бороться с этим приглашением. И что еще хуже — не хотел.

Он приблизился к входным дверям клуба, его ноги — живая и та, что была из титанического сплава — выполняли сейчас веления колдуна. Они пронесли его прямо через переднюю дверь, мимо охранника VIP-зоны, вдоль столиков с VIP-гостями, в заднюю часть, где располагался офис Ривенджа.

Мавры кивнули ему, и один из них что-то проговорил в свои часы. Ожидая, Фьюри думал о том, что он, черт возьми, застрял в каком-то бесконечном цикле. Что он крутится и крутится, как головка буровой установки, закапывая себя все глубже и глубже под землю. С каждым новым уровнем, в который он погружался, он погрязал в еще более глубокой и насыщенно-ядовитой руде, той, что окутывала основу всей его жизни и заманивала его все дальше вниз. Он направлялся к источнику своего слияния с адом, который и был конечным пунктом его назначения, и каждое последующее плато несло губительную поддержку.

Стоящий справа мавр, Трэз, кивнул ему и открыл дверь в черную комнату. Вот где маленькие частички Аида[25]паковались в целлофановые мешочки, и Фьюри вошел внутрь, охваченный нервным нетерпением.

Из потайной двери показался Ривендж, его проницательный аметистовый взгляд был немного разочарованным.

— Твоя обычная доза уже закончилась? — спокойно спросил он.

Этот пожиратель грехов знал его слишком хорошо, подумал Фьюри.

— Правильно «симпат», припоминаешь? — Опираясь на трость, Рив медленно подошел к письменному столу. — Пожиратель грехов — такая уродливая деградация. И моей плохой стороне не обязательно знать, что с тобой творится. Так сколько же тебе нужно сегодня ночью?

Мужчина расстегнул свой безупречный двубортный черный пиджак и опустился в черное кожаное кресло. Его короткий ирокез блестел, будто он только что вышел из душа, и от него хорошо пахло сочетанием мужского Картье и какого-то пряного шампуня.

Фьюри подумал о другом дилере, том, что умер в переулке, истекая кровью, умоляя о помощи, которую так и не получил. То, что Рив был одет в шмотки с Пятой авеню, не меняло его сущности.

Фьюри посмотрел на себя. И понял, что и его одежда не изменит то, кем был он.

Вот дерьмо… один из его кинжалов отсутствовал.

Он оставил его в переулке.

— Как обычно, — сказал он, доставая тысячу долларов из кармана. — Столько же, сколько обычно.

Наверху, в своей кроваво-красной спальне, Кормия никак не могла отделаться от ощущения, что своей прогулкой на улицу она вызвала цепь событий, о последствиях которых пока даже не догадывалась. Она знала лишь то, что за тяжелым бархатным занавесом судьбы идет какая-то перестановка, и когда обе его половинки снова распахнуться, на сцене появится что-то новое.

Кормия не была уверена, что следующий акт в пьесе судьбы будет ей по душе. Но она застряла в этой аудитории, и идти ей было некуда.

Кроме того, это было не совсем так, не правда ли.

Подойдя к двери, она распахнула ее, и посмотрел вниз на восточную дорожку, бегущую до самой парадной лестницы.

Коридор со статуями был по правую сторону.

Каждый раз, поднимаясь на второй этаж, она бросала быстрый взгляд на элегантные фигуры, выстроенные вдоль коридора. Она была очарована ими. Своей правильностью, своими застывшими в белых одеяниях телами, они напоминали ей Святилище.

Но их нагота и мужественность были ей совершенно чужды.

Если бы она вышла из комнаты, то смогла бы спуститься вниз и рассмотреть статуи вблизи. Абсолютно точно смогла бы.

Бесшумно скользя по дорожке босыми ножками, девушка прошла мимо спальни Праймэйла, комнаты Рейджа и Мэри. Кабинет короля, что располагался у вершины лестницы, был закрыт, и фойе далеко внизу было пустым.

Она завернула за угол, и перед ее взором протянулся бесконечный ряд скульптур. Расположенные слева, они освещались сверху люстрами и отделялись друг от друга арочными окнами. Справа, напротив каждого окна, располагались двери, которые, как она полагала, вели в остальные спальни.

Интересно. Если бы она разрабатывала дизайн дома, то расположила бы спальни на этой стороне здания, так, чтобы можно было наслаждаться красотой сада. Сейчас же, если она правильно разложила в голове план особняка, окна спален выходили на противоположное крыло, которое располагалось на дальней стороне передней части двора. Красиво, конечно, но было бы лучше иметь архитектурный пейзаж в коридорах, а вид из окон спальни на сады и горы. По крайней мере, ей так казалось.

Кормия нахмурилась. В последнее время, в голову часто приходили подобные странные мысли, о вещах и людях, а иногда даже желания, которые не всегда были позволительными. Эти случайные мысли беспокоили ее, но она никак не могла от них избавиться.

Стараясь не зацикливаться на том, откуда они появились и что означали, Кормия обогнула угол и очутилась в коридоре.

Первая статуя изображала молодого мужчину — судя по размерам, человеческого мужчину — он был облачен в богатое одеяние, которое складками ниспадало с его правого плеча на левое бедро. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль, спокойное лицо было ни печальным, ни радостным. Грудь была широкой, плечи крепкими и гладкими, а живот плоским и рельефным.

Следующая статуя была аналогичной, вот только части тела располагались под другими углами. И следующая была такая же, но в другом положении. И четвертая… ну, только эта была полностью обнажена.

Инстинкты велели ей в ту же минуту пройти мимо. Любопытство требовало, чтобы она остановилась и рассмотрела скульптуру.

Статуя была прекрасна в своей наготе.

Кормия посмотрела через плечо. Рядом никого не было.

Протянув руку, она коснулась шеи статуи. Мрамор был теплым, что ее несказанно удивило, но потом она поняла, что, вероятно, лампа над ней была источником тепла.

Кормия подумала о Праймэйле.

Они провели в постели один день, тот самый первый день, когда он привел ее сюда. Тогда она спросила его, может ли придти к нему в комнату и лечь рядом. Они оба застыли под простынями, неловкость накрыла их своим колючим одеялом.

Но потом она заснула… чтобы проснуться от того, что на нее давило огромное мужское тело, а к бедру прижималась твердая, теплая длина. Она была слишком потрясена, чтобы сделать что-то, кроме как согласиться без слов, и Праймэйл, сорвав одеяние с ее тела, заменил его собственной кожей и тяжестью.

Действительно, иногда говорить что-то было совсем не обязательно.

Медленным, ласкающим движением, она пробежала кончиками пальцев по теплой мраморной груди статуи, задержавшись на соске, окруженном плотными мышцами. Затем ее рука двинулась ниже, оглаживая волнистую красоту ребер и живота. Гладкие, такие гладкие.