Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время - Сергей Федорович Платонов

торговали. Таковы были здесь последствия военных бедствий. Не только имущественное разорение, но и перемены в самом составе городского населения последовали за войной. Сплошное мирное население пригородов, лишенное всякого влияния на жизнь и торговлю Пскова по своей бедности и маломочности, сменилось здесь населением военным; оно было столь же бедно, но обладало зато военной организацией, которая помогла ему в Смутную пору сыграть заметную роль в псковских междоусобиях и даже на время взять в свои руки руководительство Псковом в союзе с «мелкими» псковскими людьми[14].

IV

Города «от Литовской украйны»

Южные псковские пригороды, обращенные против Литовско-Польского государства, по военным обстоятельствам второй половины XVI века связаны были с той группой городов, которая на официальном языке носила название «городов от Литовской украйны». Область этих городов (если включать в нее южные псковские города) занимала верховья рек Великой (Себеж, Заволочье, Опочка), Ловати (Великие Луки, Торопец, Невель), Западной Двины (Велиж, Белая), Днепра (Красный, Смоленск, Дорогобуж, Вязьма), Сожа и Десны (Рославль). За обладание этими верховьями шел спор между Литвой и Москвой во весь XVI век, поэтому города, возникшие к тому времени на спорной территории, приобретали значение крепостей и не раз переходили из рук в руки. Но в то же время, несмотря на боевую обстановку жизни и на частую опасность военного погрома или же простого пограничного насилия, столь обычного в ту пору, через пограничные места совершался торговый обмен между Литвой, Псковом, Новгородом и Москвой. Можно наметить и пути, которыми по преимуществу пользовались для этого обмена. От Западной Двины к Пскову ездили, пользуясь течением р. Великой, через Заволочье, Опочку и Остров: здесь, по свидетельству Гейденштейна, шла «главная дорога» на Псков, и с Двины выходили на нее от Дриссы и Десны. На этой дороге около г. Острова, на Балабановском лугу, бывал ежегодно очень большой ярмарочный торг, который давал одного «корчемнаго прикупа на наместника сто пятьдесят рублев». На тот «торг великой» съезжались «многие люди московских городов и Великого Новгорода и Пскова и литовские и немецкие люди». Великие Луки открывали собой идущему от Полоцка два пути: на Великий Новгород по Ловати через Холм и Старую Руссу и на верхнюю Волгу и Москву через Торопец; этим последним путем воспользовался, например, Дж. Тедальди для поездки в Москву. Можно было от Полоцка подняться по Западной Двине до р. Межи, а по Меже до р. Обши, на которой лежал г. Белый (или Белая), и оттуда выйти к Зубцову и Ржеву на Волгу. По словам того же Тедальди, на этом самом пути суда «можно было найти в изобилии»: стало быть, этим путем не избегали пользоваться. Именно по этому пути царь В. Шуйский выслал из своего государства в Польшу Марину Мнишек и тушинцы перехватили ее в Бельском уезде. Наконец, существовала и прямая дорога сухопутьем из Литвы (от Орши) на Москву через Красный, Смоленск, Дорогобуж и Вязьму. Существовала дорога и вдоль московско-литовской границы от Смоленска к Великим Лукам, имевшая преимущественно военное значение и описанная Гейденштейном именно с этой стороны. Пограничные места, по которым проходила эта дорога, были покрыты густыми болотистыми лесами, составлявшими первое препятствие для вторжения неприятеля в Московское государство. У литовцев и поляков было мнение, что москвичи нарочно развели эти леса с целями стратегическими; мы думаем, что русские люди только умели пользоваться этой естественной защитой, ища в лесах убежища от врага и видя в непроездном лесу первую линию укреплений, которую можно было еще усилить засеками. Но за этой линией они созидали новые ряды искусственных крепостей. Все города, названные нами выше, были сильно укреплены именно ввиду войн с Литвой. Летописи наши от середины XVI века сохранили известия о систематических работах по укреплению литовского рубежа, о постройке и обновлении Себежа, Велижа, Заволочья, Холма на Ловати. Известно, что этому рубежу существовал в XVI столетии специальный план – «чертеж Лукам Великим и псковским пригородком с литовским городом с Полотцком». Сохранились до нас и некоторые акты, относящиеся к постройке каменного города в Смоленске в последние годы XVI века; делали Смоленск «всеми городы», и придавали новой крепости большое значение: это видно как из летописного повествования о каменном Смоленском городе, так и из анекдота об остроумной выходке князя Фед. Мих. Трубецкого, направленной против Бориса Годунова при том случае, когда Борису вздумалось сравнить Смоленск с ценным ожерельем. К сожалению, Смоленск строили «наспех», и один из «дворян честных», бывших на постройке, А. И. Дедевшин, объяснил полякам в 1611 году, где «град был худо сделан в осень»; это помогло королю Сигизмунду овладеть Смоленском.

Из всех крепостей, расположенных по литовской границе, наибольшее значение имели Смоленск и Великие Луки. Значение Смоленска общеизвестно. В XVII веке его звали ключом Москвы (clavis Moscuae – у Таннера); с равным правом можно было назвать его и ключом Литвы, потому что тот, кто им владел, получал возможность распоряжаться и в области Западной Двины, и в области верхнего Днепра, если целью операций была Литва. Если же Смоленск становился операционным базисом против Москвы, то из него можно было идти не только на самую Москву, но и на Тверь и на Северную Русь. Такое положение Смоленска в центре многих сообщений придавало ему важность и в торговом отношении. Через Смоленск шли сухопутьем товары в Москву из Литвы и стран, лежавших за ней, и в Смоленске был особый «гостин литовский двор» на посаде. Особенно вырастало значение этого двора в то время, когда стеснялся доступ литовского и польского купечества внутрь Московского государства. Так, в конце 1590 года по государеву указу запрещено было пускать из Литвы далее Смоленска «с невеликими товары» простых «торговых людей», а пропускались в Москву лишь «именитые гости с большими товары с узорочными, с камением с дорогим и с жемчугом и с сукны скорлаты». Во время таких стеснений московские гости и купцы, если желали поддерживать торг с Литвой, должны были ездить в Смоленск, и Смоленск из передаточного пункта обращался в торговый центр. Местные смоленские промыслы не отличались большим развитием. Сплав леса по Днепру и Западной Двине составлял видное занятие в лесном Смоленском крае; конопля и пенька, посуда глиняная и деревянная, сало, воск и мед, пушные товары – вот предметы местного отпуска. Пограничное положение края и первостепенное стратегическое значение Смоленска мешали правильному развитию хозяйственной жизни в самом городе и вокруг его: на первом месте был здесь военно-политический интерес, и ему подчинились все прочие.

Подобное Смоленску положение занимали и Великие