Скверное дело - Селим Ялкут

— Именно. Там могут корни найтись. Собирались съездить, да вот, не пришлось.

— Павел обещал содействие?

— Он. — Иван Михайлович вздохнул.

— А я что? — Раздраженно говорил Плахов. — Вы хоть видели эту Влахерну? Избушка на курьих ножках. Источник за стеклом булькает, старая икона, и человек смиренный дверцы открывает. Там, верно, и не служат…

— Есть Влахерна. Не на виду… И общество защитников веры есть. Тайное, а как иначе. Прихлопнут как насекомое.

— Вы хоть можете толком объяснить, кто да что…

— С Машей разговор должен быть. Она — хранитель. От отца ее…

— Погодите, а вы кто?

— Отец у Маши был. Умер, когда…

— А вы?

— Вдовец. Муж Александры Ивановны. Вот тот и был Машин отец. Умер, когда она Машу носила. И мне наследство досталось.

— А Маша знает? Насчет отца?

Иван Михайлович пожал плечами. — Не мог решиться, чтобы сказать. Я ее вырастил. А сейчас, когда пора пришла, видно… С Павлом как обошлись. Вот вам доверяюсь.

— И напрасно. Я, пока в точности не пойму, на доверие не рассчитывайте. — Плахов был раздосадован. Кажется, знаешь человека, а он вываливает ворох жгучих тайн.

— Ведут они начало оттуда. Из Византии. Машин прадед был иконописец. И все до него богомазы. Были монастырские книги, там записано. Он иконную лавку держал. Потом большевики вытряхнули, в миру оказался. Был настоятелем в пещерной церкви.

— А почему мне раньше не доверились?

— Павел настырный, сразу взялся, и слово с меня потребовал, в тайне держать. А по-человечески, Алеша, мне вы нравились больше.

— Зарядили. Раньше думать было думать.

— Но Павел…

— Знаю, настырный… Теперь что?

— Погляди, может, он не донес тогда панагию. И лежит она где-нибудь. Посмотри, поищи. На меня теперь надежды нет.

— А вы отца то хоть знали Машиного?

— Вроде бы, знал.

— Что значит, вроде бы?

— А то и значит.

— Так, может, она от Духа Святого понесла? По образу и подобию…

— Все может быть. — Вздохнул Иван Михайлович.

Как вас прикажете называть: господа офицеры или товарищи офицеры? — Генерал Шемякин оглядел подчиненных.

— Товарищи офицеры, — твердо отвечал Валабуев, — с учетом боевой и политической обстановки.

— А вы как считаете? — Генерал обратился к Шварцу.

— Мы в политику не вмешиваемся. — Неожиданно разговорился Шварц. — Нам, хоть и гражданин, абы к месту. Ведь и раньше, одному — товарищ следователь, а другому — гражданин, пройдемте. В троллейбусе и вовсе мужчиной зовут. Не станешь отказываться. Вы, товарищ генерал, сами примете правильное решение, а с нашими… клиентами (другого слова не подберу), можно, как угодно. Главное, чтобы не препятствовали работе следствия.

Генерал не прерывал, наоборот, похвалил: — Орел, — а Волобуеву кивнул. — Видал, какую смену себе вырастил.

— Мне до товарища Балабуева еще очень далеко, как до синего неба. — Поспешил вставить Шварц.

— С фантазией он у тебя. — Сказал генерал Балабуеву.

— Не жалуюсь.

— Я по разному могу. — Ввернул Шварц.

— Ладно, господа офицеры. С товарищами знаю, как себя вести, а к господам пора привыкать. Так вот, беспокоят меня. Что да как. Был себе Кульбитин, тихий человек, науку грыз, так что за ушами хрустело. И неожиданно оказался жертвой разбойного нападения. Со смертельным исходом. И тут же некий француз, как его…

— Кудум. — Подсказал Балабуев.

— Так вот, этот Кудум попадает приблизительно в такую же историю. Лежит теперь, кушает через трубку жидкую пищу, и неизвестно, когда заговорит. Если у него вообще память не отшибло. Был научный скандал, стал международный. Правильно я говорю, Балабуев?

Балабуев вздохом подтвердил, что правильно.

— Дело на контроле у министра. И похоже, тут не два дела, а одно. И если так, дело могут забрать в компетентные органы. Хотим мы этого?

— Не хотим. — Твердо отвечал Балабуев.

— Правильно. А почему? (Балабуев взглядом выразил интерес). Потому что министр не хочет. Что я ему доложу, Балабуев? Есть ли задержанные? Подозреваемые? Кому предъявлено обвинение? Есть таковые?

— Одного задержали. Улик достаточно. Но…

— Что но?

— Не он…

— То есть как?

— Оказался первым на месте преступления. Вызвал милицию. Наблюдал издали. Присутствовал на похоронах. Даже на поминки к жертве попал. Но не он…

— Кто таков?

— Репортер криминальной хроники, Картошкин по фамилии. Говорит, делал свою работу.

— У него в тюрьме работы хватит. Задержан?

— Отпустили пока под подписку. На свободе полезнее будет.

— Что еще?

Тягостное молчание было ответом, ясно, не от хорошей жизни. — Отрабатываем связи этого Кульбитина. — Озвучил, наконец, Шварц.

— Связи будешь с подругами отрабатывать в свободное от службы время. — Генерал встал, прошелся тяжело по кабинету. — Версии какие? Чем занимаетесь?

— Плахов — исполняет обязанности директора музея. Непосредственный начальник Кульбитина. Возможно, знает больше, чем говорит. А взять, как следует, в разработку не можем.

— Почему?

— Член международного сообщества ученых Сопредседатель международной конференции. Видная шишка. Без надежных улик будет скандал.

— Давай дальше.

— Патрульная машина проезжала незадолго до убийства. Ничего подозрительного не заметили. Жильцов в близлежащих домах опросили. Никаких следов. Есть еще… В знакомых у Кульбитина числится некто Берестов с дочерью Машей. Если идти от музея, то именно к ним. Далековато, это так, в виде допущения. Берестовы Византией интересуются, в музее бывали неоднократно. Лекторий посещали. Знакомы с Плаховым и с покойным Кульбитиным. Они и на кладбище были. А после Берестов сразу в больницу залег. Направление на госпитализацию было выписано заранее, день в день. Тут не придерешься.

— Это почему же? Спланировал заранее, совершил, и в койку. Пока мы разберемся. Удобный случай.

— Вряд ли. Болезнь почек. Хотя, поди знай. Не станешь ведь спрашивать, может ваш больной человека убить?

— А надо бы спросить. С чего это он вдруг так ослабел?

Шварц подтвердил, но не слишком уверенно. — Вроде бы, не мог.

— Но Плахов его в больницу приходил проведать. — Заспешил Балабуев, пока генерал совсем не вышел из себя. — Мы сотрудника неподалеку подсадили с микрофоном. Санитарка, как назло, стала полы мыть, они в пустую столовую перешли. А там не с руки. Так что сорвалось наблюдение.