Королевский брак - Кара Колтер

— Что случилось? — спросила она. — Что такое, Дэймон?

Дэймон пытался сохранять бесстрастное выражение лица, чтобы она не почувствовала его глубокие душевные страдания. Когда он стоял перед братом Раймондом и церемония уже началась, ему стало понятно смутное беспокойство, какое он чувствовал только раз или два в жизни, — ощущение, что он делает неверный шаг.

Он не сомневался, что его решение вступить в брак с Рэйчел, было правильным. Тогда что же?

И внезапно он понял.

Их брак был подделкой. Он не вступил в брак с нею, он только притворился. Не имело значения, какие причины он приводил, истина в том, что он солгал.

И что хуже всего — он солгал перед Богом.

Он помог ей сесть в «ягуар».

— Я велел упаковать еду. Мы устроим небольшой пикник и затем возвратимся во дворец. Вы согласны? Вы не беспокоитесь о Карли?

— Еще нет.

— Мы могли бы забрать ее.

— Нет. Мне хочется, чтобы мы были с вами вдвоем, только вы и я.

Она внезапно смутилась и покраснела, почувствовав себя новобрачной, которой она должна была быть, но не была. Дэймон опять мысленно обругал себя.

Они направлялись к небольшой рощице на берегу океана. По пути он рассказывал ей о своих приключениях. Красноглазый бык с покрытой пеной мордой загнал его вон на то дерево, когда он был еще мальчиком. А в той бухте рыболовный крючок воткнулся ему в такое место, о котором крайне неудобно говорить. Он отчаянно пытался развеселить ее, прогнать напряженное выражение с ее лица, все больше и больше чувствуя себя виноватым.

Наконец он остановил автомобиль, обошел его вокруг и помог Рэйчел выйти. Затем вынул из багажника большую плетеную корзину. Мгновенно расстелив белоснежную льняную скатерть на ярко-зеленой траве, достал из корзины клубнику и шампанское, французские булки и рыбу. Рэйчел села на одеяло, расправив платье.

Ему показалось, что платье было создано именно для такого дня и такого момента. Если бы только то, что они совершили, было настоящим!

Она налила в бокалы шампанское.

— За будущее, — предложила она.

— За будущее, — согласился он.

Рэйчел была наиболее чувственной женщиной из всех, кого он когда-либо знал, но в будущем у нее не будет мужчины. И Дэймон увидел себя не молодым мужем, а… Он даже подходящего слова не мог подобрать. Он совершил отвратительный поступок — стал вором. У прекрасной, такой пленительной и манящей женщины он украл будущее.

Дэймон выбрал другую дорогу ко дворцу — извилистую, через холмы. Ему все еще было не по себе. Рэйчел чувствовала напряженность, возникшую между ними после того, как они произнесли обеты и простое, но не подлежащее отмене слово «да».

Когда же она увидела небольшой каменный коттедж среди высоких деревьев, то попросила его остановиться. То ли потому, что не могла более выносить напряжения, то ли потому, что коттедж напомнил ей о ее мечте.

— Что случилось?

Она кивнула в направлении дома:

— Место, которое мне напоминает…

— Что же?

Рэйчел помолчала.

— Мою мечту о небольшом коттедже за городом, где мы с Карли могли бы жить.

— Хотите взглянуть?

— О нет, конечно, нет.

Но он уже не слушал ее. Автомобиль свернул с дороги и остановился у коттеджа.

— Дэймон, а если кто-то живет там?

Он рассмеялся.

— Дом когда-то принадлежал одному из моих кузенов. Думаю, он построен очень давно, в дни, когда в Роксбери жили пираты. Скорее всего, он пустует уже много лет, ведь место довольно уединенное.

Дэймон помог ей выйти из машины. Ей захотелось погладить рукой стены, так здесь было красиво. Дом и в самом деле оказался пустым, и Рэйчел обошла вокруг него, думая, где устроит качели, горку и песочницу под навесом и какие цветы посадит в ящиках под окнами.

— Вы хотите войти?

— Дверь, наверное, заперта?

Он опять засмеялся.

— У нас нет воров. Вряд ли дверь заперта.

Так хорошо было снова слышать его смех, видеть, что исчезло жуткое выражение, которое появилось у него на лице, когда они стояли бок о бок в церкви. Она прошла по известняковым плитам и коснулась ручки двери — позолоченной ручки белоснежной двери с небольшим окошечком.

Дверь открылась, как будто дом ждал ее.

Полы из камня и дерева, толстые стены цвета сливок, с глубоко утопленными в них небольшими окошками. Внутри дом оказался больше, чем она думала, с гостиной, столовой, огромной кухней и тремя внушительными спальнями.

Коттедж выглядел пустым и заброшенным. Пылинки танцевали по полу. Окна следовало бы тщательно вымыть. Она начала думать, как расставить мебель, какие занавески повесить. В воображении ей уже виделся дом, наполненный солнечным светом и цветами, она слышала радостный детский смех, раздающийся в старых стенах.

Наконец она неохотно повернулась к Дэймону и улыбнулась.

— Какой красивый старый дом. Теперь я готова ехать. — Но как только она произнесла эти слова, то почувствовала страх перед возвращением во дворец.

— Этот дом теперь ваш, — сказал он, закрывая за ними дверь.

— Что? — Она порывисто повернулась к нему.

— Я делаю вам подарок к свадьбе.

— Вы уже подарили мне платье.

Он рассмеялся.

— Конечно. Но сейчас мне показалось, что для нас было бы лучше, если бы мы поселились здесь, а не во дворце.

Она подумала об огромном дворце, унылом и официальном, где всюду суетились слуги, и ей показалось, будто он подарил ей солнце.

— Да, я предпочла бы жить здесь.

— Считайте, что уже живете.

— Дэймон, вы меня избалуете.

— Вряд ли.

Оба вздрогнули от неожиданности, когда в дверь постучали и вошел Филип.

— Я вас искал, сэр. Я увидел ваш автомобиль на дороге. Мне не удалось передать ваше сообщение вчера вечером, и я провел несколько весьма неприятных часов в обществе сотрудников службы безопасности во дворце Тортонов. Но я наконец встретился с Роландом Тортоном и лично передал ему ваше письмо. Принц Роланд просил меня передать вам ответ.

Дэймон разорвал конверт, прочитал раз, другой, затем положил бумагу в карман.

— Он меня попросил передать на словах, что хочет, чтобы вы и мисс Рокфорд встретились с мистером Лэнсом Грейсоном, начальником отдела расследований службы безопасности, и как можно скорее.

— Теперь уже не мисс Рокфорд, а моя жена. Но я просил бы вас, Филип, некоторое время держать наш брак в тайне.

На лице Филипа, всегда невозмутимом, появилось выражение восторга.