Каждому свое - Вячеслав Кеворков

— Так точно.

— А затем вместо того, чтобы принять меры к задержанию, отпустили его в свободное плавание?

— Никак нет. Объект появился около поста в одиннадцать пятнадцать. Тогда действовало указание не препятствовать его движению, а сопровождать до города. Указание о задержании объекта поступило двадцать минут спустя, когда объект покинул повозку и двинулся по этой дороге в сторону Загорания.

— Загорья, — поправил старший.

— Так что мы действовали в полном соответствии с получаемыми указаниями, — закончил докладывающий.

— Что ж, вы действовали согласно приказам, но в рамках приказа должна быть инициатива.

— Так точно.

— И учтите, русские к таким дырявым дорогам привыкли, на хорошем асфальте их тошнит.

— Я думаю так же.

— Вот и прекрасно. Отрядите двух человек с оружием преследовать беглеца. В перестрелку с ним не вступать. Я вызвал спецотряд на гусеничном транспорте с собаками.

Дальнейшее развитие событий Северова уже не интересовало. Он отошел вглубь леса и, обходя населенные пункты и держась подальше от главной дороги, двинулся в сторону Пскова.

Пройдя лесом часть пути, он еще засветло выбрал небольшую высоту, покрытую смешанным густым лесом. Небольшой холм, поросший кустарником, как бруствер закрывал небольшое лежбище, вытоптанное скорее всего каким-то крупным животным и со временем густо заросшее травой. Громадное дерево, не устоявшее против времени или стихии, навалилось на соседа, образовав своим мощным корневищем, вырванным из земли, надежную крышу над головой гонимого животного или человека.

Северов опустился в густую траву, которая услужливо расступилась, выстилая ему мягкое ложе. Напряжение, державшее его в жестком коконе весь день, стало сползать слой за слоем, возвращая его в привычное состояние ровного покоя. Погружающийся в объятия Морфея не волен распоряжаться событиями, которые являются ему в таинственном промежутке между сном и бодрствованием.

На сей раз это был его любимый дед по линии отца. Дед — личность легендарная. Во время Первой мировой войны он был нелегально внедрен в штаб крупной немецкой группировки. Там он старательно собирал материалы о состоянии немецких войск и планах немецкого командования, которые с помощью надежных связных переправлял через нейтральные страны в Генеральный штаб России.

Свершившейся пролетарской революции его заслуги перед Россией оказались не нужны, и он вовремя переместился жить во Францию, забрав с собой и некоторую часть фамильных ценностей, которые позволили ему открыть в престижном шестнадцатом районе Парижа небольшой, но ставший быстро популярным ресторан кавказской кухни.

Северов с отцом несколько раз навещали деда в Париже. После смерти жены тот немного сдал, но держался бодро. Каждый день с утра он обливался холодной водой и один раз в год обязательно выезжал плавать на море. С оккупацией немцами Северной Франции связь с дедом прервалась, и лицо его стало тускнеть в памяти.

Засыпая, Северов не видел, как грозовая туча поднялась из-за горизонта и повисла над головой. Молнии со всех сторон потянули свои огненные нити с неба к земле. Небо вздрогнуло и послало за светящимися стрелами гром, тактично предупреждая о приближении дождя.

* * *

Грозная темная туча медленно выползала из-за горизонта и, поглощая как спрут, светлые куски неба, осторожно подбиралась к главному светиле, которое, не обращая внимания на приближающуюся опасность продолжало как ни в чем не бывало посылать яркое тепло на землю. Не сомневаясь в себе оно упрямо повторяло для тугодумов, что тучи и ветер с дождем приходят и уходят, ему же, главному источнику жизни, вменено свыше светить вечно.

До наступления ранней темноты Генрих успел упрочить естественную крышу из разлапистых ветвей дерева еще двумя слоями веток с соседних деревьев. При этом с благодарностью вспоминал времена, когда был членом бойскаутского отряда, которым руководил немец по фамилии Дорн. Тогда они каждое лето отправлялись в поход. Брать с собой разрешалось совсем немного продуктов. «Основная пища, — учил Дорн, — лежит у вас под ногами, висит над головой или плавает в реке». Пребывание в лесу было рассчитано на три недели, и сократить сроки могли лишь чрезвычайные обстоятельства, как-то: возникновение военных противостояний в Европе либо распространение среди бойскаутов диареи. Последнее было постоянным предметом выяснения отношений на утреннем построении. Если скаут честно признавался в постигшем его несчастье, то получал от Дорна несколько спасительных таблеток. И хотя эта процедура проходила под негромкое хихиканье остальных, зато жертву не отправляли срочно домой. Хихикающих же Дорн решительно осуждал музыкальной фразой из какой-то оперы, воспроизводимой нараспев и громко: «Сегодня — ты, а завтра — я».

Воспоминания отвлекли Генриха от происходящего. Темная туча тем временем еще издалека предупредила о своих серьезных намерениях, разбрасывая по всему горизонту остроконечные стрелы и посылая им вдогонку раскатистый угрожающий грохот. А вся картина в целом довольно близко воссоздавала обстановку фронта. То же темное неприветливое небо, нашпигованное вражескими самолетами, яркие всплески осветительных ракет и душераздирающий звук рвущихся над головой снарядов. Даже бруствер, который укрывал сейчас сидевшего в раздумьях Генриха, и тот удивительно напоминал насыпь перед окопом, за которой он укрывался в ожидании появления противника.

Но вот туча солидно и несуетно сместилась в сторону, предоставив небу возможность изливать на землю свои чувства дождем.

Генрих достал из рюкзака котелок, налил в крышку дождевой воды, бросил туда содержимое брикета, изъятого из промасленной упаковки с надписью «Каша пшенная с мясом — спецзаказ» и в очередной раз помянул добрым словом русских умельцев. Брошенная в воду спрессованная масса вдруг возмутилась и, разогревая себя, пришла в движение, распространяя далеко вокруг острый запах жареной ветчины. Генрих взял было складную ложку, чтобы, как говорили в армии, «снять пробу» с приготовленной пищи, как вдруг ощутил чей-то взгляд, упиравшийся в его затылок.

Угадывать имя стоящего за его спиной одноклассника входило в перечень наиболее незамысловатых и распространенных школьных забав, в которых Генрих почти всегда оказывался не на последнем месте, что значительно укрепляло его авторитет среди коллег. На сей раз, правда, ставка сильно повышалась, будучи связана с точным отгадыванием, ибо упиралась в саму жизнь. Он бесшумно нагнулся, нащупал закрепленный на ноге нож и одновременно резко повернул голову. Два наблюдавших за ним глаза тут же ретировались в глубину леса, однако, оказавшись на почтительном и безопасном расстоянии, продолжали внимательно наблюдать за ним из-за деревьев. Генрих присмотрелся. Глаза показались ему размером меньше человеческих.

— Так это же волк! — радостно воскликнул он.

Господи, до чего же все теперь вывернулось наизнанку! Встреча с хищником стала куда большей радостью, чем с себе подобным. Тем не менее матерый хищник, оценив расстояние с лесным чужаком и, выйдя на свет из лесной чащи, предстал перед Генрихом в виде громадной черной лохматой дворовой собаки, доведенной, видимо, до отчаяния голодной лесной жизнью. Опустив низко голову и виновато переступая с лапы на лапу, пес осторожно искал помощи у того, кто природой был предназначен ему как хозяин и которому весь род его собачий безропотно и верно служил, как никто другой.