Тайны Истинного мира - Марина Ефиминюк

Мы выскочили в ледяные сени, а потом и на крыльцо. Невысокий заборчик, чуть покосившийся, открывал занесенную снегом дорогу, больше похожую сейчас на лыжню. В зарождающихся сумерках резко и пугающе блеснули фары автомобилей, приближающихся к домику. Не долго сомневаясь, мы бросились через сад, где застыли окоченевшие яблони, давно страдавшие от старушечьих болезней, да топорщились из-под глубоких сугробов тонкие веточки кустиков смородины. В самом конце пряталась калитка, заваленная снегом. Нервничая, мы едва приоткрыли ее и выскользнули наружу, к лесу, уже захлебнувшемуся приближающей темнотой. Одинокий брошенный дом невесело и обиженно глядел на нас освещенными прямоугольниками окон. Пару раз свет подмигнул, а потом совсем погас, когда в дом ворвались чужие люди.

Проваливаясь по колено в снег, и обливаясь потом, мы бежали по пустому полю, покрытому под сугробами рытвинами. Впереди маячил жиденький пролесок, из-за тонкоствольных березок выглядывали тени проносящихся грузовиков. Их ослепляющие фары-глаза раздирали сумрак резким желтым светом. За огромными колесными монстрами взметались облака мелких снежинок, похожих на белый рой.

Задыхаясь, я оглянулась – за нами бежали. Фигурки преследователей казались до странности карикатурными и ломаными, а потом мне в лицо ударил ледяной поток, едва не сбивая с ног. Снег вспенился, словно морской прибой, и девятым валом вырос над полем. Огромная волна из снега, земли и пожухлой травы неслась нам в спину. Эдик чуть обернулся, спотыкаясь и хватая меня за руку. За оглушительным ревом падающей лавины, я расслышала его возбужденный крик: «Твою мать!»

А потом что-то случилось, звуки отдалились, словно спрятались за ватной стеной. Мы стояли посреди плескавшегося снежного ада, и тяжелая невероятная масса, падала мимо, словно нас окутал невидимый воздушный кокон. Время превратилось в густой молочный кисель, мир в черно-белое кино. И только смертельная мощь вскипевшего ледяной преисподней поражала и завораживала в своей красотой.

«Это не я!» – орал Эдуард, а на деле едва слышно шептал. Его рот искривился от ужаса. Сэм непроизвольно прижался ко мне, ища защиты, и уткнулся носом в мокрую грязную куртку. Через мгновение снег упал, плеснув в нас холодными искрами. Звуки нахлынули со страшной силой, время вернуло свой бег, и мы, перепрыгнув снежный бордюр, оказались уже на дороге.

Оттуда, где шоссе резко заворачивало и пряталось за деревьями, нам на встречу вылетела фура.

– Стой! Стой! – хором заорали мы, кидаясь к грузовику.

Трейлер проехал несколько метров, а потом шумно затормозил. В тот самый момент, где-то далеко, шарахнув так, что с веток осыпался снег, прогрохотал выстрел. Мы подскочили, как испуганные воробьи.

Я бросилась к остановившейся машине и резко открыла дверь. За рулем сидел усатый дальнобойщик с красными усталыми глазами и всклокоченными давно не стрижеными волосами. Он вопросительно на меня смотрел.

– Все равно куда, – прохрипела я, – иначе нас пристрелят!

Мужичок молча кивнул, соглашаясь, и, признаться, удивил меня до глубины души. Я бы не стала рисковать и влезать в чужие неприятности. Парни быстро забрались следом за мной, Эдик даже подпихнул мальчишку, чтобы тот поторапливался, а не стоял с раззявленным ртом и широко раскрытыми глазами. Преследователи, наконец, достигли дороги, преодолев перерытое поле, как раз в тот момент, когда мы, пройдя юзом по обледеневшей дороге, тронулись.

От испуга и усталости меня мутило, Эдик хмуро молчал, на глазах Сэма выступили неподдельные слезы – последствие шока. Мальчишка неожиданно громко шмыгнул носом и вытер его о рукав кожаного плаща, на котором зияла дыра, очень похожая на рану.

– Я никогда не видел, чтобы столько силы за раз выкидывали. Никогда. Они нас точно убьют! – прошептал Сэм, который с ужасающей ясностью осознал, наконец, что за нами ведут настоящую, а не придуманную, охоту. И опасность вовсе не так весела и занимательна, как представлялась еще утром.

– Не реви, малец, – вдруг прогудел дальнобойщик, – не убьют.

Я откинулась на спинку, уставившись в белую полосу занесенной за вечер дороги. В высокой теплой кабине нас трясло и укачивало. Среди путавшихся, ватных мыслей я прочувствовала только одну: если рассвет встречаешь в милицейском участке, обед, спасаясь от взрыва, вечер, улепетывая от убийц, то такую жизнь в один прекрасный момент не грех забыть. Наверное, именно поэтому моя память отказывалась просыпаться.

Александр стоял на краю поля, за короткую минуту превратившегося в серовато-грязное месиво из земли и смерзшегося снега. Рука сильно ныла и, кажется, он вывихнул плечо. Что его сила против энергии четырех карателей, ударивших по девчонке снежной стеной? Алекс чувствовал, что выскреб себя до самого предела. Почему, черт возьми, она не вернет себе цвет?! Почему она не хочет защищаться?! Ему казалось, что, нападать на Машу – бесцветную тень, лишенную и проблеска силы, было сродни нападению на ребенка. Этот олух, ее неизвестный приятель, выложился еще с утра, вытаскивая девчонку из Зачистки. Мог бы и оставить немного энергии на всякий случай! Вонючий дым, которым он выбил дверь, до самого тридцатого этажа все еще заполнял коридоры Зачистки, даже пришлось срочно закрыть здание под предлогом угрозы взрыва и вызвать саперов для полноты спектакля.

Отряд молчал и недобро поглядывал в сторону главного следователя, хорошо почувствовав того, кто заблокировал удар. Александр ощущал злобные взоры, но ответить на них было бы слишком.

– Что застыли? Вы забыли приказ, что она живой нужна?! – прорычал он, пытаясь пошевелить рукой. – Выяснили, что за мужик был с Комаровой?

Ему протянули паспорт. Александр долго рассматривал крохотный квадратик фотографии. Ему всегда становилось чудно, отчего и тени, и истинные выходят на снимках цветными, видимо, фотоаппаратам наплевать на то, сколько силы у тебя в жилах. Лицо мужчины с фотографии оказалось очень знакомым, имя тем более. Главный следователь почувствовал себя хуже некуда, рука заныла с удвоенной силой, и очень захотелось влепить Комаровой подзатыльник. Вот ведь дура, никогда не умела выбирать друзей!

– За ними, идиоты! – рявкнул Алекс и некрасиво сплюнул вдруг ставшую тягучей и горькой слюну.

Со сна я зябко куталась в куцую курточку, задирая воротник повыше к подбородку.

Дальнобойщик высадил нас на кольцевой дороге и обиженно сморщился, когда я попыталась всучить ему две последние мятые пятидесятирублевки. Уже наступил вечер, зимой больше похожий на глубокую ночь. Трасса была ярко освещена фонарями, отчего машины казались блестящими вихрями, проносящимися мимо. Вдалеке мертвым монстром чернел остов недостроенного завода, рядом трубы теплосети выпускали из широких ртов серый резко выделяющийся на фоне чернильного почти грязного неба дым.

Мы трое молчали, поглядывая друг на друга.

– Так, – решилась я, – ты прости, Эдик, но здесь наши пути расходятся.

– Что значит, расходятся? – Тут же взвился он. – Ты неблагодарная, Маша! Не забудь, я тоже сильно рисковал, когда вытаскивал тебя из Зачистки, а теперь ты хочешь вытолкнуть меня из игры?