Хворый пес - Карл Хайасен

Может, она так взывает о помощи? У малышки явно слегка поехала крыша, размышлял Стоут.

С Дези происходит нечто странное. А россказни про собаку? Этого Стоут уразуметь не мог. Что же она сделала с беднягой Магарычем и зачем?

Стоут вытерся и залез в постель. Обнял Дези и почувствовал, как она напряглась.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он.

– Как никогда.

– Приятно пахнешь.

– Надеюсь, лучше, чем куча дохлых голубей.

– Милая, ты расстроена. По-моему, нам надо поговорить.

– А по-моему, нужно вызвать полицию.

Дези понимала – Стоут этого не сделает, но ее злило, что у него и мысли подобной не возникло. Любой заботливый муж тотчас бы связался с властями, после того как захватчик вломился в дом и похитил его жену! Даже если это не настоящее похищение, пусть она сама уехала, но ведь Палмер этого не знает.

– Милая, мы не можем вмешивать полицию.

– Почему это? Ты же сказал, он не причинит собаке вреда. Так что мы теряем?

– Все это попадет на телевидение и в газеты, вот почему. Клиенты полагаются на мою незаметность и сдержанность, – объяснил Стоут. – Это была бы катастрофа. Я стану посмешищем. «Похититель собак уделывает влиятельного лоббиста». Мать честная, представляешь газетные заголовки? – Дези высвободилась из его объятий. – Да мне после это и носу нельзя казать ни в Таллахасси, ни в Вашингтон. Поверь, я бы стал притчей во языцех. Представь, что будет с моим бизнесом.

– Прекрасно, – отрубила Дези.

– Не волнуйся. Мы вернем нашу псину.

– Тогда выполни требования маньяка. Это единственный способ.

Палмер деланно вздохнул и отвалился навзничь.

– Не единственный, уж поверь мне.

Дези повернулась к нему.

– Пожалуйста, сделай, как он сказал.

– Ты шутишь?

– Речь всего лишь о мосте, Палмер. Какой-то паршивый мост на гнусный островок. И без него прекрасно обойдутся.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь. И потом, все уже сделано. Я не смогу остановить процесс, даже если б хотел. Но я не хочу.

– Не лги мне. Хотя бы в этом.

Стоут поперхнулся. Почему, черт возьми, она говорит «хотя бы в этом»?

Дези повторила сказанное похитителем:

– Твой дружок губернатор Дик еще не подписал бюджетный билль, ведь так? Скажи ему, пусть наложит вето на финансирование моста.

– Все, хватит. – Стоут сел и включил лампу. – Дорогая, ты явно лишилась мозгов.

Дези закрыла глаза, но головы с подушки не подняла.

– Иначе мы больше никогда не увидим собаку. Палмер, этот ненормальный уже сменил ей имя. Зовет Макгуином.

– Хм, ничего себе, – сказал Стоут и подумал: я и представить не мог, что у нее настолько больное воображение.

– Так ты считаешь меня сумасшедшей? – напряженно спросила Дези. – Ты только что сказал.

У Стоута ломило виски, он осторожно их помассировал.

– Слушай, Дез, давай договорим завтра. У меня уже нет сил.

Дези застонала и отвернулась.

Роберт Клэпли устроил праздник в особом стиле. Со своей долей добычи он приехал в Палм-Бич, где жил в многоквартирном доме, принадлежавшем его компании. Приготовив голубей под соусом из белого вина, Клэпли любовно угостил Катю и Тиш, которых чудно называл: Барби Первая и Барби Вторая. Катя была русская, Тиш – чешка. Обе ростом пять футов десять дюймов, весом примерно сто тридцать фунтов. Клэпли не знал и не спрашивал их фамилий и сколько им лет. Он познакомился с ними полгода назад в Саут-Бич на длившейся ночь напролет вечеринке, которую затеял один немец-бисексуал, крупный торговец недвижимостью. Девушки рассказали, что они – модели и приехали в Майами, надеясь сделать карьеру. В Восточной Европе трудно получить постоянную работу в модельном бизнесе, а заработки – гнусные по сравнению с тем, что платят во Франции или в Штатах. Роберт Клэпли подумал, что девушки слегка вульгарны для демонстрации высокой моды, но для него – весьма привлекательны. Хозяин вечеринки отвел Клэпли в сторонку и поведал, что это он оплатил трансатлантический перелет для Кати с Тиш, а также еще полудюжины девушек, рвавшихся в Америку. Парень отобрал их из ста с лишним претенденток, отсмотрев озвученную видеозапись, присланную московским «Агентством талантов».

– Только пойми правильно, Боб, – предуведомил немец. – Эти девушки не заурядные проститутки.

Да, Катя и Тиш были незаурядными. Через неделю Клэпли поселил их в одной из своих временных квартир в Палм-Бич: шестнадцатый этаж, джакузи, классная музыкальная система и сногсшибательный вид на Атлантический океан из каждого окна. Катя с Тиш были на седьмом небе и выражали благодарность Клэпли с безудержным усердием. Периодически они отправлялись на пробы по отбору моделей, но большую часть времени плавали, загорали, ходили по магазинам и смотрели американские мыльные оперы. Когда наконец истек срок виз, девушки были в отчаянии. Они обратились к своему новому великодушному приятелю Бобу, и тот сказал, что мог бы уладить их иммиграционные проблемы в обмен на любезность, хотя и не маленькую.

Роберт Клэпли был в семье младшим из пяти детей и единственным мальчиком. Детство протекало обычно, но в какой-то момент у юного Боба развился несколько неестественный интерес к куклам Барби, которых у сестер было навалом. В доме находилось столько Барби, игрушечных домиков и платьев, что сестры Роберта не замечали пропажи пары кукол, да им бы и в голову не пришло обвинить в том смирного братца. Увлечение Барби оказалось не скоротечной ребячьей прихотью: три предмета поклонения с роскошными формами – Барби-невеста, Барби-Золушка и Барби-диско (все в соответствующих одеяниях) – сопровождали Клэпли в колледж, куда он отправился в восемнадцать лет. И потом, когда дважды в месяц он доставлял наркотики из Картагены в Саут-Бимини, Клэпли не расставался со своей любимой Барби, у которой двигались руки-ноги, как у живой; она удобно устраивалась в застегнутом на «молнию» кармане отороченной мехом летной куртки.

Что же так полюбилось ему в пластмассовых куклах? Безусловно, пышность и безупречность форм. Каждая Барби была совершенно идеальна и на вид, и на ощупь. Конечно, в необычной страсти присутствовал и сексуальный момент, но Клэпли никогда бы не согласился, что его безобидная причуда – извращение. В самом деле, он относился к игрушечным Барби с предельным благоговением и учтивостью и раздевал лишь для того, чтобы сменить (или прогладить) изящные миниатюрные наряды. Как бы там ни было, Роберту Клэпли хватило ума хранить свой секрет. Никто бы его не понял. Клэпли самого изводила зацикленность на куклах, и он уже не надеялся с возрастом от нее избавиться, но тут повстречал Катю и Тиш. И мгновенно высветилось будущее, озаренное вспышками двух чувственных молний. Изящные чужестранки олицетворяли прорыв из недуга, превращение игрушечной любви в плотскую, переход от поклонения Барби к наслаждению ею. Иными словами – возможность стать полноценным мужчиной.