Чужая тень - Константин Михайлович Симонов

Ничего, что ж поделаешь? До свидания. (Садится в кресло.) Очередная делегация. И некоторые ее члены упорно хотят посетить один имеющий ко мне отношение институт, который бы вовсе не должен был их интересовать. Посоветовался — сказали: ладно, пусть посетят, только… В общем, тебе понятно.

Макеев. Понятно.

Окунев. Прости, одну минуту. (Перевертывает страницы настольного календаря, берет карандаш, записывает.) Среда, семь часов. Институт микробиологии. Приходится быть настороже. Разные люди приезжают, и хорошие, и плохие. Да и у нас тоже разные попадаются. Бывают идеалисты, которые хлопают ушами и готовы за любезную улыбку рассказать все на свете. А бывают изредка и такие, что на всякий случай приобретают себе друзей и покровителей. Тут недавно один наш профессор дошел до того, что когда я его упрекнул в вилянии хвостом перед иностранцами, он не нашел ничего лучшего, как, цинично улыбнувшись, заявить мне: «А что же, на всякий случай полезно иметь друзей и на том полушарии». Каков подлец, чтобы не сказать хуже! А?

Стук в дверь.

Пожалуйста.

Входит Галина Петровна. Пауза.

Окунев. Вы уже познакомились? То есть я хотел сказать, вы заново познакомились?

Галина Петровна. Нет.

Макеев (вглядываясь в нее). Боже мой, Галина! Вы же мне открыли дверь, а я вас не узнал. Как же так? (Подходит к ней, пожимает ей руку.) В свое оправдание скажу, что у вас не очень-то светло в передней.

Галина Петровна. Можете сказать в свое оправдание еще и то, что я не очень-то похожа на ту, что была… Хорошо, что вы по крайней мере честно молчите. А я вас узнала.

Макеев. А я как раз хотел спросить Виктора Борисовича о вас.

Галина Петровна. Что же у него обо мне спрашивать? Он обо мне ничего не знает.

Окунев. То есть как?

Галина Петровна. Так. Не обращайте внимания, Андрей Ильич, это я проявляю свой сварливый характер. Вы помните, когда я была еще библиотекаршей у нас в университете? У меня уже тогда был плохой характер: не давала больше двух книжек сразу.

Макеев. А мы очень возмущались и завидовали ему (кивает на Окунева), потому что для него вы делали исключение.

Галина Петровна. Да, и в конце концов это плохо кончилось.

Макеев. По-прежнему работаете или бросили?

Галина Петровна. Бросила. Сейчас, когда дети большие, опять работаю в библиотеке. (Улыбнувшись.) В общем, как говорит Виктор, не сделала карьеры.

Окунев. Я этого не говорю.

Галина Петровна. Ну, думаешь. Впрочем, воспитала двух детей. Кажется, хорошо. (Окуневу.) Витя, я зашла попросить Андрея Ильича пообедать у нас.

Макеев. Большое спасибо, но я час назад обедал.

Окунев. Можно бы, конечно, завтра… но ты, кажется, сказал, что летишь?

Макеев. Да, я лечу.

Окунев. Именно завтра?

Макеев. Именно завтра. (Встает.) И ты меня извини, но мне нужно сейчас же поехать в аэропорт, пока не поздно что-нибудь организовать с билетом.

Окунев. А машина у тебя есть?

Макеев. Есть, мне дали.

Окунев. Нет, как-то глупо…

Макеев. Что?

Окунев. То, что мы даже не посидели толком. Сколько ты провозишься с билетом?

Макеев. Часа два.

Окунев. Может быть, заночуешь у меня?

Макеев. Спасибо. Я уже остановился в «Метрополе».

Окунев. Какой номер?

Макеев. Сорок два.

Окунев. Давай так: я через два часа заеду за тобой, и мы поужинаем у вас в ресторане. А засидимся, так прямо провожу тебя на аэродром. Идет?

Макеев. Идет. Тогда я не прощаюсь. (Галине Петровне.) С вами?

Галина Петровна. Со мной прощайтесь. Я вам плохой компаньон.

Окунев. Рукопись не забудь.

Макеев. Нет, я помню. (Берет со стола сверток с рукописью и выходит.)

Окунев и Галина Петровна провожают его. На несколько секунд сцена пуста, Потом они оба возвращаются. Окунев устало опускается в кресло.

Галина Петровна. Что с тобой? Он тебя чем-нибудь расстроил?

Окунев (подходит к висящему на стене зеркалу, смотрит на себя). Разве у меня такой вид?

Галина Петровна. Да. Впрочем, все равно. За последние годы я уже привыкла, что ты ничем не хочешь делиться со мной.

Окунев. Ну, сядь, посиди со мной. Мне в самом деле как-то не по себе сегодня.

Галина Петровна. Тебя что-то встревожило? Да?

Окунев. Нет, ничего. Просто как-то не по себе. Бывает ведь так. (Пауза.) Ты ведь меня все-таки любишь, а?

Галина Петровна. Все-таки да, хотя последнее время и не понимаю, за что. У меня одна жизнь, у тебя другая, и они почти ни в чем не сходятся.

Окунев. Но все-таки да?

Галина Петровна. Все-таки да.

Окунев. Если бы мне вдруг пришлось поехать куда-нибудь на край света, ты бы поехала за мной?

Галина Петровна. Что значит на край света?

Окунев. Боже мой, мало ли краев света! Скажем, в Колыму… (После паузы.) Или в Калифорнию, не все ли равно? В общем, поехала бы на край света?

Галина Петровна. Не знаю.

Молчание.

Окунев. Может, мы вместе заедем к Макееву?

Галина Петровна. Нет.

Окунев. Почему?

Галина Петровна. Во-первых, ты уже сказал ему, что заедешь ты, а не мы, а во-вторых, я очень устала за эти дни.

Окунев. Почему?

Галина Петровна. И ты еще спрашиваешь? Четыре вечера ты меня заставлял перепечатывать нуднейшую рукопись о каких-то микробах и говорил, что это срочно и что это почему-то должна печатать непременно я. А сегодня, когда я сделала тебе это, ты спрашиваешь, почему я устала.

Окунев. Прости, пожалуйста, но мне это в самом деле было очень нужно.

Галина Петровна (после паузы). Ты будешь работать?

Окунев. Да. Но я выпил бы с тобой чаю.

Галина Петровна. Хорошо, я сейчас приготовлю. (Выходит.)

После долгого молчания Окунев подходит к телефону, набирает номер.

Окунев. Алло… Это говорю я… Да, все успел. Сообщите, что смогу передать… Нет, не сегодня. И не у меня, а… минуту. (Прихватывает трубку плечом, дотягивается до настольного календаря.) В среду, в семь. В институте микробиологии… Да… До свидания.

Картина шестая

Обстановка первой картины. Прошло еще два дня. Утро. На сцене Ольга Александровна одна. Входит Иванов.

Иванов. Вы меня вызывали?

Ольга Александровна. Да. Мне нужно посоветоваться с вами по одному важному вопросу. Мне трудно решить его без Сергея Александровича. Одной. Слишком велика дистанция между мной и им.

Иванов. Меньше, чем вы думаете. Вы сами не заметили, как стали за эти годы душой нашего института. Не знаю, как вы, а я, видите ли, верю, что если не у людей, так по крайней мере у учреждений существует душа. Слушаю вас.

Ольга