Стеклянный меч - Андрей Лазарчук

– Не ваше дело. Пойдёте с нами, там во всём разберемся.

– Дайте хоть вещички собрать, – сказал я.

* * *

Впрочем, вышли мы всё равно утром. Вместе с солдатами, оказывается, пришёл ещё штатский, который очень заинтересовался нашей кладовкой и долго по ней лазал с какими-то приборами. Что этот штатский из себя представлял, я понять не смог: то ли он мазурик, то ли из контрразведки; но в любом случае, мы с Князем его не интересовали, а интересовало только то, что в кладовке хранилось. Журнал добычи хищники прихватили с собой, а у нас же не принято спрашивать, что за «пушнину» соартельщик приволок, это только старшим положено было знать. То есть не то чтобы совсем нельзя об этом говорить, а так – дурная примета. Удачи не будет…

То-то сейчас удачи привалило!

В общем, расписал я мазурику, как бы на пару с Князем вспоминая, – а я сказал, что мы, считай, всегда вместе ходили, – какую «пушнину» удалось за сезон добыть, Князь что-то добавлял от себя… в общем, получился список довольно длинный, но без редкостей, то есть при продаже всё это едва бы покрыло затраты, а ведь надо ещё и семью кормить…

На это мазурик и указал пальцем. Да, говорю, провальный сезон, но жена ещё и учительствует, так что концы с концами сведём как-нибудь. Ну и с прошлого сезона кое-что осталось. И Князь добавляет: а, гори оно всё, баранка прокормит… и потом – не всё ли равно, какого и на сколько мы добра натаскали, когда раз, и всё увели подчистую? Мазурик напирает: ну а могло быть так, что какую-то редкость приволокли? Я говорю: наверное, могло, да только вряд ли, потому что тогда не было бы разговоров о продлении сезона – а они были…

Солдаты тем временем раскидали могилу, что-то выяснили, снова закидали. Офицер велел нам с Князем руки развязать, но глаз не спускать – особенно когда нас выгуливать выводят. Мы, ясное дело, гуляем, повода для подозрений не подаём, только по сторонам смотрим…

Горцы ушли бесшумно и быстро, но шкуру с черепом прихватили. А вот куда сумел зарыться Эхи – так, что его и собаки не учуяли, – я так тогда и не понял.

(Потом только узнал, что он запрыгнул на крышу продуктовой кладовочки – это была такая отдельно стоящая будка на невысоких сваях – и распластался по ней; как его не заметили, я не понимаю, но факт остаётся фактом.)

Наконец тронулись.

Снег, надо сказать, довольно сильно просел за прошедшую ночь – наверное, потеплело. Вокруг всё было истоптано, но вблизи столбов я увидел цепочку волчьих следов: подошёл из темноты, столб оросил и ушёл. Хотел я сказать офицеру, что надо бы соблюсти обычай, но почему-то не стал. Не знаю, почему.

Вели нас с Князем порознь, разговаривать не давали. Прошли мы кое-как гать, выбрались на твёрдое, миновали пирамидку, привал две минуты… Сейчас надо было искать тропу, уходящую вправо, а там разбираться с вешками. Но офицер почему-то показал прямо, к опушке Ржавой рощи.

Что странно, мазурик их, который, похоже, стал теперь проводником, согласился с направлением и пошёл первым. Следом на небольшом расстоянии один солдат, за ним Князь, за ним два солдата, потом я, за мной штаб-ротмистр, за ним ещё пятеро солдат. Все что-то тащили, только мы с Князем двигались налегке.

Но куда же мы идём? Я представил себе план местности, и получалось, что впереди будет опушка леса, потом болотце, которое надо будет огибать, дальше странное место, которое многие у нас полагали остатками деревни (в траве там были прямоугольные и квадратные проплешины как раз в размер фундаментов, другое дело, что никаких фундаментов там не было, такая же земля, как и рядом, где всё росло достаточно буйно), а потом совершенно непроходимое поле каменных обломков. Мы туда изредка ходили за «пушниной», хотя место считалось бедноватым – но с точки зрения попасть куда-то – это был тупик. То есть можно было уйти ещё левее, но там начинались места по-настоящему опасные.

О чём я и сказал офицеру.

Он велел мне заткнуться и идти, куда ведут.

Так мы миновали рощу, миновали проплешины – с тропы их было хорошо видно: снег на них лежал и не таял, – и вышли к краю каменного поля. Глыбы здесь попадались самые разные, и размером с городские дома, и поменьше, и кучи обычных булыжников. Между большими камнями можно было протиснуться, через камни поменьше перебраться, но чем дальше, тем труднее было протискиваться и перебираться, а потом вдруг нападал неясный страх, и это был не страх заблудиться – хотя и стрелка компаса крутилась как хотела, и звуки приходили отовсюду сразу, и метки, которые ты оставлял на камнях, вдруг становились неприметными… нет – наваливалось чувство, что всё кончено, что ничего больше не будет, что надо сесть и помереть. И ты, конечно, потихонечку сдавал назад…

В общем, редко мы совались в эти камни, и никогда в одиночку. Разве что Руг… он всё-таки странный был.

С километр мы прошли по кромке поля, обходя отдельно лежащие глыбы, а потом проводник притормозил, и офицер дал команду на привал. Солдаты охотно побросали вещмешки, повалились на землю, задирая ноги, защёлкали портсигарами. Я хотел подойти к Князю, но его конвоир выставил автомат:

– Назад! Не положено!

– Предупреждать надо, – сказал я и повернулся спиной. Достал кисет, стал набивать трубочку. Закурил. Позвал: – Командир!

– Что? – оглянулся штаб-ротмистр.

– Здесь нехорошее место для отдыха. Подземные молнии случаются.

Он чуть не подпрыгнул, будто я сказал «Змеи!». Даже посмотрел под ноги. Потом подозвал проводника. Ну, я и проводнику то же самое сказал. Что вот буквально на этом месте в прошлом сезоне двух старателей убило – Магу-Шарманщика и второго, новенького, не запомнил имени.

Проводник тоже посмотрел под ноги, головой покачал, ушёл молча.

– Что это он? – спросил я.

Офицер не ответил, посмотрел на часы, скомандовал конец привала. Солдаты, стараясь не ворчать, стали подыматься, выбрасывая окурки. И скоро, вытянувшись в колонну по одному, наш маленький отрядик двинулся в ничем не примечательный проход между ничем не примечательными тёмно-серыми замшелыми глыбами.

Входя туда, я оглянулся. Позади вроде бы никого не было. Но я почему-то знал, что там обязательно кто-то есть.

Я достал из кармана кисет и стал на ходу по щепотке сыпать себе под ноги табак. Не знаю, зачем я это делал. Сбить волка со следа? Может быть…

Проводник явно знал эту дорогу, потому что мы шли без заминок – разве что притормаживали перед особо узкими проходами. Может быть, потому, что я шёл не один, томление и страх хотя и возникли, однако как-то не оглушали совсем, не лишали сил и воли. Может быть, эта дорога была… ну, более безопасной, что ли?…

Всё равно, конечно – давило. Было паршиво, было тоскливо, и временами казалось, что мы заблудились и никогда отсюда не выйдем. Но это можно было перенести.

А потом вдруг отпустило. Почти сразу. Это было похоже на то, как будто с головы сняли мешок. Сразу захотелось радостно завопить…