Цусимские хроники. Апперкот - Сергей Протасов

Когда вороватого интенданта все же скрутили, тот ничего пояснить не мог, только хрипел, заливаясь пеной. Видимо, совсем рассудком тронулся. Но сыскные чины, занимавшиеся расследованием по «чиновничьему делу», по бумагам и прочим уликам, найденным у него, быстро выяснили, что планировалось продать украденный провод повторно, да вот нужного человека, с которым уже не раз дело имел к обоюдному удовольствию, моряки на своих броненосцах в кандалах во Владивосток увезли. С тех пор и ждал бедолага каждый день, когда же и за ним придут.

А сперли этот телефонный провод тоже дружинники, только из Севастьяновки, нанятые для этого подручным интенданта из тюремной охраны. Того сместили с «теплой» должности, заменив прибывшим из Владивостока прапорщиком, вот он и обиделся. А тут еще и гешефт неплохой предложили. Он и решил совместить приятное с полезным[6].

Посланные арестовать вертухая полицейский урядник со старостой вернулись ни с чем. Севастьяновские «гнилые» дружинники тоже успели скрыться от правосудия. Такие вот высокие моральные принципы и понятие о патриотизме бытовали у некоторых «защитников» Сахалина. К счастью, далеко не у всех.

За два месяца все же успели сделать немало. После нескольких телеграфных понуканий, а потом и гневного окрика из Владивостока, в Хабаровске форсировали формирование батальонов, усилив их, и к началу июля уже доставили на остров. Первый из них вместе с новой трехдюймовой батареей включили в состав сил обороны Северного Сахалина, а второй вместе с двумя привезенными из Николаевска-на-Амуре старыми конными батареями разместили на сухопутных и противодесантных рубежах обороны порта Корсаков, заменив им Корсаковский резервный батальон, переведенный в Соловьевку. Значительно расширили сеть сигнальных постов на всем побережье, с обязательной телефонной или телеграфной связью. Кроме того, берег на десантоопасных участках постоянно контролировали конные и пешие патрули.

Благодаря этим мерам начало вторжения в залив Анива было обнаружено своевременно. Очень быстро стало известно, что японцы тралят подходы на участке побережья от деревни Морея до селения Савина Падь, всего в 10–15 верстах от самого Корсакова. Видимо, именно там и будет высадка. Численность десанта, исходя из размеров и количества подошедших транспортов, оценивалась в шесть-семь тысяч человек. Это в пять раз превышало численность всего гарнизона южного Сахалина.

Однако, несмотря на это, русские напали первыми. Когда японцы еще только начинали высадку, к Савиной Пади выдвинулись конная батарея и пулеметная полурота с легкими пушками и расчетами из матросов-новиковцев. Имея четыре 47-миллиметровые скорострелки Гочкиса на самодельных колесных станках и два пулемета Максима на пушечных лафетах, моряки заняли подготовленные загодя засадные позиции в зарослях на берегу.

Когда японские шлюпки двинулись от транспортов, орудия и пулеметы ударили из кустов с прямой наводки. Открытый ими внезапный кинжальный огонь с высокого обрывистого берега по еще не ступившей на землю пехоте внес в ее ряды заметное замешательство. Как-либо ответить с раскачивавшихся шлюпок, в которых все время валились сраженные пулями и осколками люди, японцы не могли. Открытая частая пальба из винтовок оказалась совершенно бестолковой.

За пять минут бешеной стрельбы, расстреляв все снаряды с передков и пулеметные ленты, что вытащили на передовую позицию, русские откатились в распадок позади отрытых двориков, дававший надежное укрытие, еще до того, как японцы опомнились и накрыли засаду артиллерией. Туда же на руках закатили и пушки с пулеметами. Оставшиеся в полуверсте в стороне пластуны из добровольцев, наблюдавшие за противником, вернувшись после окончания обстрела с японских кораблей, сообщили о больших потерях среди все же добравшихся до берега японцев, как в людях, так и в высадочных средствах.

Но следом за первой волной шлюпок уже накатывала вторая, а повторить такой наскок японцы точно не дадут. Однако на этом «гостеприимство» сахалинцев не закончилось. Едва остатки обстрелянных караванов из катеров, ботов, лихтеров и фунэ добрались до отлогого бережка и пристаней деревни, избы и прочие постройки которой скучились в ложкообразной низинке, выходившей к морю, и пехота начала осмотр большого лодочного сарая, а потом складов и брошенного жилья, с закрытых позиций почти с предельной дальности открыла огонь наконец развернувшаяся конная батарея.

Устаревшие пушки образца 1877 года, выпустив по два-три шрапнельных выстрела, чтобы загнать японцев в укрытия, перешли на фугасы, выйдя на максимальный темп стрельбы. Их 87-миллиметровые стальные и чугунные гранаты, имевшие достаточно мощный заряд и солидный вес до срабатывания взрывателя, легко проламывали крыши и стены изб и амбаров, где по привычке укрылась уже потрепанная самурайская пехота.

Поняв, что укрытия ненадежны, японцы бросились врассыпную, но забираться по окружавшим селение косогорам оказалось опасно, так как там тоже рвались снаряды, а пологий подъем с выходом из низины в тайгу, куда уводила накатанная телегами дорога, оказался перекрыт пулеметами.

Устилая примыкавшую к лесу окраину телами, пехота откатилась обратно под разрывы продолжавших сыпаться гранат и, проскочив деревню в обратную сторону, уже неуправляемой обезумевшей массой выкатилась на берег, начав растекаться к востоку и западу по узкой полосе пляжа под крутыми скатами берега.

Все это было хорошо видно с державшихся всего в двух кабельтовых транспортов и боевых кораблей, маневрировавших за ними. Но никак помочь войскам они не могли. Возобновленный обстрел уже разрушенных русских засадных позиций никак не влиял на ситуацию, а других целей в поле зрения не было. В деревне, из которой еще продолжали выскакивать по одному и группами последние выжившие японцы, уже частью обрушился и горел высокий лодочный сарай, накрывший своими обломками часть приткнувшихся рядом плавсредств и несколько других строений.

Тем временем, оказавшись в безопасности, уцелевшая пехота быстро приходила в себя. Нашли едва заметные тропинки, поднимавшиеся по крутым склонам вверх, а восточнее деревни вообще оказалась целая дорога, накатанная вдоль моря. По ней, собравшись в колонну, часть десанта двинулась в направлении Корсакова, а другие пошли в лес. Но попытавшиеся преследовать русских артиллеристов армейские колонны, угодили в засаду и были рассеяны точными ружейными залпами, едва углубившись в тайгу.

Немногие уцелевшие в беспорядке скатились обратно к морю. Державшиеся под самым берегом японские миноносцы снова ничем не могли помочь своей избиваемой пехоте. Это вынудило отдать приказ об остановке дальнейшего продвижения и вдоль моря, из-за опасения попасть в новую засаду. Высадку второй волны на этом участке японцы вначале задержали, а потом и вовсе отменили.

В итоге остатки десанта отступили обратно к разрушенной деревне, которую больше не обстреливали, где начали окапываться, засев в глухую оборону, и не предпринимали больше попыток наступления у Савиной Пади, начав продвижение к деревне Соловьевка от Мореи.

Высадка в Морее прошла спокойно. Так далеко от порта конная батарея, не рискнувшая форсировать перевал, уже не доставала. Да и сигнальный пост оттуда, опасаясь быть отрезанными от Корсакова, эвакуировали заранее, едва подошли транспорты и миноносцы. Это исключало возможность корректировки стрельбы. Так что японцев встретили только полтора десятка конных дружинников, обстрелявших шлюпки из винтовок. Сразу после этого, хорошо слыша интенсивную перестрелку фактически у себя в тылу, «кавалеристы» отошли, дав большой крюк к северу.