Смотрящие вверх (сборник) - Владимир Исаев

Уазик, я и водитель лихо преодолели полторы сотни километров и прибыли в пункт назначения строго по расписанию, которого, если честно сказать, не было. Точка прибытия представляла собой загибающееся во всех смыслах село образца начала «нулевых». Что и говорить, дешёвый разбавленный спирт, льющийся рекой из южных соседских республик, делал своё дело, а родное правительство – своё. В общем, получалось неплохо: что-то вроде бразильского карнавала: никто не работает, и все гуляют. Только веселья поменьше и драк побольше. Хотя кто на такие мелочи обращает внимание? Я вас умоляю.

Зайдя в контору, мы тщетно пытались найти колхозное руководство, или как его там теперь величали – ЗАО или МАО? Но думаю, и Шерлок, из тех – из Холмсов, потерпел бы там форменный крах и фиаско в поисках: никто даже не представлял, где, а главное – кто руководит и чем.

Но такими делами нас вряд ли испугаешь или удивишь: видели и похуже за шесть лет скитаний по степным просторам. В данном случае правду нужно было искать в самых неожиданных местах. Поэтому, поймав сторожа, не успевшего свалить из конторы с ночного дежурства, мы атаковали его вопросами. Почувствовав себя Робинзоном среди двух Пятниц, он тихо поинтересовался целью нашего визита.

– Мы приехали отобрать у вас землю, – буквально на доли секунды опередил меня водитель. (И откуда только у них эта черта портить всё с самого начала?)

На лице сторожа отобразился весь ужас крестьянских переживаний со времён крепостного права:

– Опять хотите последнее забрать… – опустив голову, сторож недобро покосился в нашу сторону.

Я пнул водителя, так как более безобразного вступления в переговоры трудно было представить. Русский язык – он такой русский…

– Ох, уважаемый, извините! Земляк хотел сказать совсем другое: мы приехали для взятия образцов почвы на анализ. Мы не заберём вашу землю, ну разве что несколько килограмм, – я пытался вернуть утраченное доверие. – А после анализа мы предоставим вам рекомендации по повышению плодородия земли. И у вас будет больше хлеба. Но! Для этого надо согласовать карту с начальством и уточнить границы колхоза, понимаете? Пройдёмте в наш автомобиль.

Сторож нехотя полез в будку. Мы сели за импровизированный стол, и, когда он увидел в моих руках пятилитровую канистру, из которой аккуратно разливалось по стаканам что-то до боли знакомое, выдал первый секрет: границы колхоза не изменились. После пятого полустакана Касимыч (в тот день он так себя обозначил) выдал тайну и пострашнее: главный агроном сейчас на пятой бригаде. А вот это нам и надо, товарищ! Попался, родной!

Ну, не любят в сёлах приезжих: ни агрономы, ни сторожа! (Интересно, а в городах – любят?) Но разбавленный спирт, как связующая нить между селом и городом, растворял без остатка даже самые чёрствые сердца.

Узнав ещё несколько побочных новостей, одной из которых была весть о том, что кум свата двоюродной сестры – говнюк, мы засобирались. Остаканив напоследок Касимыча, выведали и последнюю тайну: направление движения к полевой бригаде.

Прощание было долгим и вязким: Касимыч не хотел покидать нашу автообитель. Он хватался за канистру, пытаясь приложиться к ней уже без помощи стакана и закуски. Он кричал, что поедет с нами хоть на край света и ещё что-то совсем уж бессвязное. Какими-то нереально-космическими усилиями и доводами нам удалось вынести его из салона и посадить на лавочку возле конторы.

Начиналось утро, и мы, наспех попрощавшись с невменяемым сторожем, двинулись в путь. Как вы понимаете, пить за победу было ещё рано – впереди встреча с агрономом: надо же где-то ночевать и кушать! А если с ним хорошо поговорить, то всё это будет, и что самое главное – абсолютно безвозмездно. Поймите правильно, ведь денег у нас никогда не было, да и на работе ими особо не баловали, и платить за такие вещи, как еда и жильё, в наших кругах было вершиной расточительства.

II

Дороги в полях ничем не отличались от дорог между городами и сёлами: те же ямы и колдобины, только пыли больше.

Полевой стан встретил нас лаем овчарок и абсолютным одиночеством. Объехав по периметру покосившиеся саманные домики и заросший бурьяном деревянный туалет, мы увидели одиноко стоявшего сторожа.

– Здравствуйте! А где все? – я высунулся из окна, ибо выйти мешали всё те же собаки.

Сторож медленно повернулся, достал папиросу и закурил. Мхатовская пауза явно затягивалась, и я повторил вопрос:

– А где главный агроном? Касимыч сказал, что он здесь, – я пошёл с козырей. Имя конторского сторожа должно было подействовать, как пропуск в этот непостижимо-замкнутый сельскохозяйственный мир.

– Передай Касимычу, что он говнюк, – мумия в момент оживилась. – А Григорич с хозяином авиаотряда на аэродроме. Летуны должны вот-вот появиться. По клопу-черепашке работать будут, – он махнул рукой куда-то на север, показывая примерное направление аэродрома.

– Спасибо, уважаемый! – я закрыл окно, и мы попылили на север.

Проехав несколько полей кряду, мы поняли, что на правильном пути: на дороге обнаружились следы от протекторов. Такие полосы могли оставлять только легковые авто, а в этих местах на них могут ездить всего несколько человек, в том числе и агроном. Вот так-то, Шерлок!

Аэродромом оказалось небольшое, заросшее бурьяном поле, с частично сохранившейся лесополосой. Узнали мы этот объект по скоплению машин, коих было две: «Нива» – это наверняка агронома, и здоровенный «Крузак» – это, видимо, хозяина лётчиков.

Все ждали прилёта отряда. Присоединились и мы, ибо начинать разговор прямо и по делу в крестьянско-фермерских кругах считалось дурным тоном. Поэтому, поздоровавшись и проследив за мужественными взглядами, мы также упёрлись глазами в небо.

Пауза затягивалась, но это нормальный ход в такой ситуации.

Ветер периодически поднимал клубы пыли, и они тихо оседали коричневыми пятнами на белой рубашке агронома и на велюровом пиджаке хозяина лётчиков и самолётов. Небо же девственно пустовало: только птицы да облака порхали вокруг, но в данный момент они были не нужны.

– Григорич, а как далеко отсюда Кожемякино? – спросил агронома хозяин лётчиков, не отрывая взора от небес.

– Да километров сто… – агроном вдруг подпрыгнул. – Вон! Летят! Соколы вы мои!

И правда, вдали, практически над землёй, летели, дребезжали и рычали две железные, изрядно побитые ржавчиной и жизнью птицы.

– Сигнальщики! Валера! Махай, падла! – Григорич орал так, что я уже практически видел, как его голосовые связки вылетают и приземляются где-нибудь там – в конце поля, около сигнальщиков. Но этого не произошло, а Валера и ещё какой-то неизвестный всё-таки услышали агрономический глас и принялись неистово махать красными тряпками, привязанными к держакам от лопаты. В очередной раз мы стали свидетелями слаженных действий сельскохозяйственной авиации и тружеников села.

Самолёты поочередно приземлились. Из жёлто-ржавых железных конструкций появились люди – здесь их нежно называли «летуны». По походке ребят можно было безошибочно угадать, что не все были трезвыми. Я бы тоже не рискнул сесть внутрь такой железки трезвым, факт.