СМЕРШ - Чистилище Красной Армии. Сталинские "волкодавы" - Анатолий Терещенко

«Если я виновата, — писала она в Москву, — то пусть меня предадут справедливому суду, а если нет — пусть командование направит меня на фронт, где я могу принести пользу Родине…»

12 августа 1943 года ее письмо поступило в особый сектор ЦК ВКП(б), а уже 14 августа было переадресовано в секретариат НКВД СССР и оттуда направлено в ГУКР СМЕРШ НКО СССР. Работу по письму взял под личный контроль заместитель начальника главка генерал-лейтенант П.Я. Мешик. 17 декабря 1943 года начальник ОКР СМЕРШ спецлагеря № 174 докладывал ему, что «Пузанова М.П. в порядке фильтрации нами проверена и направлена работать на завод № 684 г. Подольска».

30 ноября 1944 года из спецлагеря № 283 на имя И.В. Сталина поступило письмо от бывшего советского военнослужащего Г.Я. Сычева. Вот текст его обращения:

«Верховному Главнокомандующему Маршалу Советского Союза товарищу СТАЛИНУ Иосифу Виссарионовичу.

От бывшего Военнослужащего СЫЧЕВА Георгия Яковлевича.

По социальному происхождению я сын крестьянина-середняка. По социальному положению служащий — учитель (н.с.ш.). Рождения 1911 г., уроженец с. Шаблыкино, Шаблыкинского района, Орловской области. С 1923 года по 1931 год обучался в советских школах и в результате получил образование и звание народного учителя.

С 1931 г. по 1941 г. работал учителем и директором Н.С.Ш. В 1941 г. 29 июня был мобилизован на фронт. Будучи на фронте 6 месяцев (258-я стрелковая дивизия), Лопал в окружение, а потом в плен. Через четыре дня из немецкого плена я сумел уйти. Но ввиду того, что линию Фронта было пройти невозможно — пришлось идти на родину, которая была оккупирована немцами.

Поэтому с ноября 1941 года по 16 августа 1943 года пришлось жить на родине. 16 августа 1943 г. наша местность была освобождена, и я Шаблыкинским РВК Орловской области был мобилизован на фронт для продолжения срока службы. Но на основании существующего приказа я Орловским пересыльным пунктом был направлен на госпроверку с содержанием при лагере НКВД СССР № 283. И вот с 13 августа 1943 года и по настоящее время я нахожусь на госпроверке при вышеуказанном лагере и до сего времени еще не проверен.

Считаю, что отдел контрразведки при лагере НКВД № 283 до сего времени не занимался госпроверкой по отношению ко мне. Это я подтверждаю тем, что за этот период (13 месяцев) я ни одного раза не допрошен. Об этом я писал рапорта: на имя начальника лагеря, на имя полковника госбезопасности и, наконец, на имя наркома внутренних дел СССР, но ниоткуда не получил никакого ответа. Так сколько же времени можно проходить госпроверку?

Прошу Вас, Иосиф Виссарионович, оказать свое содействие, чтобы ускорить госпроверку по отношению ко мне и допустить на фронт.

Сычев Г.Я.».

В дело вмешалось руководство ГУКР СМЕРШ. Через месяц заместитель начальника лагеря № 283 подполковник Шухман доложил в Центр, что проверка Сычева затягивалась в связи с тем, что в 1937 году он арестовывался и был судим на пять лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Но в настоящее время в ходе агентурной разработки прямых свидетельств его преступной деятельности не получено. Окончательный вывод был таков: «Основания для ареста Г.Я. Сычева не имеется».

Таких заявлений было множество, и по ним быстро принимались объективные решения. А тем временем с Запада все шли, ехали и летели репатрианты. Всю эту огромную работу органы СМЕРШа осуществляли в тесном взаимодействии с Управлением уполномоченного СНК СССР по делам репатриации и заграничными рези-дентурами 1-го Управления НКГБ СССР и ГРУ Генерального штаба ВС СССР.

Кончалась «горячая» Вторая мировая война, и начиналась не менее жестокая Третья война — «холодная», в водоворот которой были втянуты практически все союзнические страны. Росло взаимное недоверие между вчерашними братьями по совместной борьбе против немецкого фашизма, а новые страдания ложились на головы простого народа. Руководители купались в роскоши и неприкосновенности.

Тысячи русских, украинцев, американцев, англичан с нетерпением дожидались возвращения на родину, но оно затягивалось по разным причинам. Недавние жертвы гитлеровского режима снова оказывались заложниками своих политиков.

«Помню, — говорил уже упоминаемый Н.В. Левшин, — все чаще мы получали информацию о фактах вербовки спецслужбами Франции, США, Великобритании и поверженной Германии наших граждан, склонения их к невозвращению на Родину, сокрытия предателей — карателей, пособников фашизма и их агентов…»

Об одном из них речь пойдет ниже.

Это произошло на скромном, но ставшем легендарным Карельском фронте (КФ), образованном еще в августе 1941 года с целью обеспечения северного стратегического фланга обороны на севере страны. Он три с половиной года сдерживал врага в полосе военных действий протяженностью более 1600 км. Из всех советских Фронтов именно КФ действовал самое продолжительное время. Командовал им с сентября 1941-го по февраль 1944 года генерал-полковник В.А. Фролов. Эстафету него принял генерал армии К.А. Мерецков, которому 26 октября 1944 года было присвоено звание Маршала Советского Союза. В подчинении фронта находился Северный флот.

Надо отметить, что на Параде Победы в 1945 году сводный полк Карельского фронта шел первым. Это был единственный фронт, на одном из участков которого (в районе Мурманска) немецко-фашистские войска так и не смогли нарушить государственную границу СССР. С тех пор, по традиции, на Парадах Победы 9 Мая знамя КФ несут первым среди знамен фронтов.

Октябрь сорок четвертого в Финляндии выдался холодным. В конце месяца ударили крепкие морозы, сковавшие реки льдом. Повышенная влажность пронимала до костей советских военнопленных в лагере № 2 в Карвиа.

Это случилось 17 октября 1944 года. После захвата лагеря советскими воинами начальник УКР СМЕРШ Карельского фронта генерал-майор Алексей Матвеевич Сиднее направил в лагерь группу офицеров-оперработников для изучения контингента.

Освобожденные военнопленные бросились навстречу освободителям. Но вскоре эйфория сменилась скепсисом — в штабной барак потянулась медленно продвигаемая змейка унылой очереди вчерашних военнопленных.

Наши солдаты радовались приближающейся победе. Ловко усевшись на пеньке, молодой солдат пел под нехитрые гитарные аккорды:

По карельским лесам и болотам, По вершинам заснеженных гор С боем движется наша пехота Защищать край лесов и озер…

Песня доносилась и в штабной барак.

Дождавшись своей очереди, бывший рядовой армейской разведки Стариков робко вошел в комнату. За столом сидел с красными от усталости глазами лейтенант госбезопасности. Рядом с ним лежала стопка папок.

Внимательно взглянув на вошедшего, лейтенант предложил ему сесть.

— Кто вы?

— Стариков Илья Сергеевич.

— Когда и как вы попали в плен? — задал в который раз уже ставший привычным вопрос молодой лейтенант.

— 14 октября 1941 года я в составе разведгруппы отправился в тыл противника за «языком». Пройдя нейтральную полосу, на первом рубеже обороны противника мы наткнулись на засаду. Я был ранен и таким образом оказался в плену. Работал и в каменных карьерах, и на лесоповале, все время приписанным к лагерю № 2 в Карвиа. Но я не сломался, выстоял, а поэтому готов с Оружием в руках мстить врагу. Мстить за поруганную и разоренную Отчизну, — бойко, с пафосом отвечал вошедший мужик.