Сплошная лебедянь! - Екатерина Вильмонт

И он вдруг наклонился к ней и расцеловал в обе щеки!

– Ты прелесть, Яська!

На Малой Морской было уже не так холодно. Он крепко держал ее под руку.

– А я в школе был в тебя влюблен.

– Недолго. Потом переключился на Ленку Дубровскую.

– Да ну… Она сперва мне понравилась, но оказалась такой глупой фифой… А ты уже закрутила с Виталькой Гейко.

– Господи, Борька, как сейчас все это смешно…

– Да уж! Вот мы и пришли.

– Ресторан «Гоголь», – прочла вывеску Яся.

– Ага, это почти аналог московского «Пушкина», только камернее и здорово дешевле.

Их провели в маленький, всего на три столика зал, очень уютный и, главное, теплый!

– Тут замечательно готовят оленину! – заметил Борис. – Любишь дичь?

– Вообще-то не очень, – соврала Яся, вспомнив, что так и не попробовала оленину на встрече с Верещагиным. – Я лучше рыбу возьму…

– А еще тут дивные драники! Ты как насчет драников?

– С удовольствием!

Драники у нее ни с кем не ассоциировались.

– А суп будешь?

– О нет! Драники, рыба, и так много…

– А я, если ты не против, закажу себе щи!

– Я не против, Боренька. Ты что, так оголодал здесь?

– Ну, есть такой момент. В рабочие дни поесть нормально не удается, так я в выходные наверстываю.

– Борь, ты что, не женат?

– Два года как развелся.

– А ты вообще кто?

– Вообще я нейрохирург. Оперирую и еще преподаю в военно-медицинской академии.

– Ух ты, как все серьезно! А я даже не знала, что ты хотел стать врачом.

– А я в школе этого вовсе не хотел. Но потом у меня отец тяжело заболел. И я решил пойти в медицинский. Я сейчас подполковник медицинской службы! Вот так, Ясенька! Как же я рад тебя видеть… Ну, а ты? Ты чем занимаешься?

– Я филолог, переводчик.

– Это как-то кормит?

– На данном этапе более или менее… Да нет, нормально.

– Ясь, прости, может это бестактно, но я же помню… Как ты с матерью?

– Никак! – сухо бросила она.

Он понял, что эту тему лучше не трогать.

– А почему ты не осталась в Бельгии?

– А надоело! Не прижилась я там.

– А с мужем развелась?

– Формально нет, это канитель, а так да, мы расстались. Борь, а ты про наших хоть что-то знаешь?

– Да кое-что…

И они заговорили о бывших одноклассниках, учителях. Разговор был оживленный.

Но вдруг Борис запнулся, внимательно посмотрел на нее, взял ее руку, поцеловал и тихо спросил:

– Скажи, Яська, а у тебя сейчас есть… мужчина?

Господи, они что, все одинаковые?

– Нет, Боря. А ты что, медсестричками пробавляешься?

– Фу ты… Но если честно, да.

– Ты бабник?

– Да не сказал бы…

– Ты хотел предложить мне свои секс-услуги?

– Яська, как тебе не стыдно! – огорчился Борис. – Ты такая циничная стала в своей Европе?

– Извини, Боря. Я совершенно не хотела тебя обидеть. Прости!

– Ты меня не обидела. Ты просто поставила меня на место. И поделом! Нечего сразу лезть с такими вопросами…

– В принципе нормальный вопрос, просто недавно один человек… – ее голос невольно дрогнул, – задал мне в точности такой же вопрос, и в том случае это было больно, только и всего!

– Я понял. Тебя нужно добиваться… филолог, литературные представления… Что ж, я попробую! – и он весело сверкнул глазами. – Игра стоит свеч!

* * *

Наступила весна. Теплые блаженные дни перемежались холодами. В Москве вдруг обнаружилась масса цветущей сирени, каштанов, на многих улицах высаживали цветы в ящиках, тюльпаны, нарциссы, анютины глазки.

Иван Алексеевич как будто впервые все это видел. Но не вчера же посадили эти высокие каштаны? Семейная жизнь была вполне удобна, хоть особых восторгов и не приносила. Иногда он вспоминал о Ясе, но как-то отстраненно… Это ведь было так мимолетно. Но почему-то не забывалось. Вероятно, я не привык, чтобы от меня убегали. Работы непочатый край, дома все в порядке, ну и слава богу! Однако в какой-то момент он вдруг осознал, что жизнь стала пресной что ли… словно утратила вкус и запах. Как будто его посадили на строгую бессолевую диету. Он начал озираться по сторонам. На канале работало множество красивых, даже восхитительных девушек, но ни одна из них не волновала. А может, это просто старость?

– Ваня, что с тобой? – спросил как-то Глеб Витальевич.

– А черт его знает. Устал, наверное.

– Так возьми недельку и езжай куда-нибудь. Проветрись, отдохни.

– Боюсь, не поможет.

– Хочешь сказать, что у тебя депрессия?

– Депрессия? Вряд ли. Сроду не страдал депрессиями. Но, понимаешь, Глеб, у меня ощущение, что жизнь стала пресной… соли и перца не хватает.

– Ни фига себе! На канале столько проблем, нас иной раз так колбасит, а тебе пресно?

– Я не о том…

– А, понял! Ты просто не привык к семейной жизни, вот в чем дело. А большой любви нет. Я прав?

– Может быть…

– На свободу тянет?

– Да нет, в том-то и беда, что совершенно никуда не тянет.

– Тогда вот что… Езжай-ка ты в Стокгольм. Я думал сам поехать, но от тебя, пожалуй, будет больше толку. Хотя… Нет, давай-ка смотаемся вместе. Тогда можем рассчитывать на максимальный эффект в переговорах. Дня за три, вероятно, управимся. Решено. Во вторник летим!

Иван обрадовался.

– Динуша, собери мне чемодан, мы с Глебом завтра летим в Стокгольм.

– Зачем?

– У нас переговоры со шведами.

– А я?

– Что ты? – не понял он.

– А почему бы тебе меня не взять? Я никогда не была в Стокгольме.

– Об этом не может быть и речи! – отрезал он. – Поездка сугубо деловая, у нас свободной минутки не будет. И вообще, я терпеть не могу мешать личные дела с работой. Всё!

Дина удивилась. Он еще ни разу не говорил с ней так жестко.

– Поняла!

– И не вздумай обижаться!

– Ну, это уж мое дело!

Я ее совершенно не люблю, вот в чем дело, вдруг осенило его. Вот откуда это ощущение бессолевой диеты… Но что же делать? Мне ведь абсолютно не к чему придраться… Да ладно, видно просто еще не стерпелось, не слюбилось. А со временем и стерпится и слюбится…