Поцелуй на ночь - Кейт Вудсток

Хит серьезно посмотрел на друга, и в глубине его темных глаз вспыхнул опасный огонек.

– Я не втюрился, Джимми. Я… мне кажется, я люблю ее. И именно поэтому, если ты еще раз скажешь хоть одно слово о том, что мы с ней… ну… ты понимаешь, – то я все-таки выдерну тебе ноги из задницы.

Джимми Спенсер выложил практически все, что знал про Итана Тонбриджа и Дженну Фарроуз, хотя эти сведения были им почерпнуты в основном из журналов, а часть – из того, что об этой блистательной паре сплетничали в конторе Джима. Во время рассказа Хит мрачнел и суровел на глазах.

Прежде всего потому, что выходило неудачное: этот Тонбридж, хоть и был, судя по всему, плейбоем и тунеядцем, чисто по-человечески парнем являлся неплохим. Если же сюда пристегнуть огромное состояние и смазливую внешность, то выходило и вовсе нехорошо. Даже если учесть все то, что рассказывала сама Дженна.

Он сколько раз читал про такое: встретила девушка из высшего общества простого парня, и стало это ей так интересно, так в новинку, что позабыла она своего великосветского жениха, уехала с простым парнем и примерно две недели восхищалась – как здорово жить в трейлере, умываться холодной водой и готовить жрачку на костре. А через две недели надоело ей это все, и уехала она домой, увозя воспоминания о хорошем сексе и отвратительных бытовых условиях.

В их с Дженной случае нет даже трейлера, а значит, и прелестей новизны, самое же главное, что и хорошего секса тоже нет. И быть не может, потому что, хоть у Хита и переворачивается все внутри при одном только виде Дженны Фарроуз, он даже и представить себе не может, что они… он и она… Это все равно, что с ангелом переспать… или с феей!

Но если Джимми Спенсер говорит правду, и Дженна к нему, к Хиту, неровно, скажем, дышит, то надо как можно скорее со всем этим завязывать и валить отсюда. Прежде всего потому, что так будет лучше для нее. Чем быстрее он исчезнет с ее глаз, тем быстрее она придет в себя и забудет о нем, успокоится, выйдет замуж за своего Тонбриджа…

В этом месте услужливое воображение подбросило картинку, от которой Хит едва не зарычал на манер Малыша: широкоплечий красавчик с безвольным дамским подбородком склоняется над обнаженной Дженной в постели, она обвивает его шею руками, они начинают целоваться…

Потом Хит его убьет. Разыщет и убьет. Ох, в недобрый час поселил его Джимми Спенсер в дом Дженны Фарроуз.

С этими невеселыми мыслями Хит подошел к окну комнаты Дженны, небрежно взялся одной рукой за карниз, подбросил собственное тело, оказался вровень с подоконником…

И едва не сверзился на землю со всей дури.

Красавица с изумрудными глазами, Снежная Королева, холодная и неприступная Дженна Фарроуз сидела на краю собственной постели, обняв подушку, и рыдала настоящими слезами. Они текли из изумрудных очей градом, так что сами очи выглядели уже чуть менее изумрудными. Еще распух и покраснел точеный носик, спутанные волосы упали на зареванное лицо, и обалдевший Хит некстати вспомнил Дженну утреннюю, заспанную, похожую на девчонку-школьницу. Вспомнил – и подивился: они знакомы всего ничего, а у них уже столько общих воспоминаний, столько… одним словом, такое ощущение, будто они прожили вместе целую жизнь. В хорошем смысле. То есть… ну… в общем…

И опять-таки совершенно машинально он перемахнул через подоконник и оказался перед ней на коленях, схватил за руки.

– Джен, ты чего? Почему ты плачешь? Устала? Обиделась? Джен!

– Отста-а-ань!

– Ну не плачь, пожалуйста!

И как-то так вышло, что через некоторое время Хит Бартон, вернее, остатки его здравого смысла осознали, что он целует Дженну Фарроуз, а она отвечает, и соленые слезы почему-то кажутся сладкими на вкус.

Джим Спенсер побродил вокруг бассейна. Поиграл с собаками. Допил свое пиво. Потом нерешительно покосился в сторону дома, преувеличенно бодро взглянул на часы и сообщил самому себе:

– Ого! Рабочий день скоро кончится, а я все еще здесь! Пожалуй, мне пора. Хит, до скорого. Мисс Фарроуз… Дженна, спасибо за пиво. Был рад знакомству. Пока-пока.

Джим Спенсер осторожно прикрыл за собой калитку, уселся в машину и только здесь позволил себе улыбнуться и даже подмигнуть собственному отражению в зеркале.

За окном громыхнуло не на шутку, резко потемнело, потом в окно ворвался порыв свежего воздуха, пахнущего океаном. Начиналась гроза – но даже если бы начинался Армагеддон, эти двое ничего не заметили бы.

Они лежали на смятой постели и целовались. Ничего больше. Однако вряд ли нашлись бы в это мгновение на земле любовники, сплетенные теснее.

Хит держался из последних сил, сердце стучало оглушительно и страшно, тело плавилось от желания, аж ноги судорогой сводило. Слишком мало на Дженне было одежды, запоздало думал Хит…

Дженна ничего не видела и не слышала. Гроза ли, солнце – ей было все равно. Весь мир стремительно свернулся вокруг нее в спираль и превратился в Хита Бартона. Кольцо его рук, тяжесть его тела, огонь его губ – вот и все, что нужно для того, чтобы жить.

Если бы прямо сейчас он взял ее, она бы почти не почувствовала разницы. Разве можно быть еще ближе, еще теснее…

Кожа вплавилась в кожу, кровь слилась с кровью, сердце стучит в два раза громче и чаще, потому что это два сердца. Два тела – одно, две души – одно. И впервые в жизни ей не страшно, потому что теперь она – целая. И не одиноко, потому что они двое стали – одно.

Где-то на краю затухающего сознания рушились странные, прекрасные и абсолютно безжизненные замки изо льда и стали, замки ее прошлой жизни, пустой и холодной, прекрасной и безжизненной. Замки одиночества, замки обиды, замки равнодушия. Сыпались осколки в горящую огнем пропасть черных глаз мужчины, испарялись на лету, и изо льда вырастали дивные цветы и буйные заросли, и шел дождь, и земля дымилась паром и любовью…

Пальцы скользят по плечам? Горным валунам? Почему так много сил дано одному человеку, внутренних, бешеных сил жизни, и как ухитрилась прожить без всего этого она, глупая, холодная девочка, не знавшая жизни и любви?

Ты не отпускай меня, Хит. Никогда не отпускай. Потому что мне нельзя дышать без тебя. Нельзя жить. Нельзя – быть…

В детстве он рассматривал большие альбомы по живописи и античной скульптуре и искренне считал, что таких людей в жизни просто не бывает. Таких красивых людей.

Оказалось – бывают еще красивее.

Тело Дженны было белым, как алебастр, идеальным, гладким, словно у самой прекрасной античной статуи, но в отличие от статуи еще и теплым, живым, желанным. Хит осторожно проводил кончиками пальцев по ее плечам и груди, весело ужасаясь – не повредить бы эту нежную кожу своими шершавыми ручищами!

Нет сил целовать, но и не целовать невозможно. Невозможно жить без тебя, красивая. Невозможно – быть…

Она в какой-то миг поняла, что продолжения не будет. Во всяком случае, без ее инициативы не будет точно. Но на этот раз уже не расстроилась и не обиделась – просто со счастливым стоном прижалась к нему всем телом, обвила шею руками, спрятала лицо на широченной груди, с наслаждением втягивая ноздрями запах его разгоряченного тела. Попробуй, оторви ее сейчас от Хита Бартона – будет визжать и кусаться, как дикий зверек.