Вторая жизнь майора - Владимир Сухинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если бы твой отец был так же решителен, как этот юноша, – раздраженно ответила ей мамаша, – то место префекта занял бы он.
На меня смотрели ВСЕ. Женская половина с высокомерным презрением, мужская – с ненавистью, потому что я отобрал у них возможность врезать в глаз местным официанткам и тем стяжать себе славу самых крутых парней…
Овор смотрел на бутылку вина.
– Лигирийское белое, – невпопад сказал он.
Ничего не говоря, я налил ему вина в бокал. Он выпил. Придвинул тарелку ухи и стал есть. Уха действительно удалась, а перлетки – такие маленькие рыбки – были тоже обалденными на вкус.
– Откуда у тебя деньги? – переходя ко второму, разрезая ножом что-то выглядевшее очень аппетитным в кляре, спросил Овор.
Я налил ему еще вина, придвинул к себе неизвестного грамуса, откусил, почувствовал – боже, как вкусно! Это тоже была рыба, но с чем ее было сравнить, я не знал. Посмотрел, как Овор сделал глоток вина, поставил бокал на стол. Ответил с поддевкой:
– Пока ты спал, я работал.
Он закусил грамусом и спросил:
– Ты что-то знаешь о работе?
– Много, – уже начиная злиться, ответил я. Оглядевшись, увидел: обедали только мы, остальные превратились в зрителей и слушателей.
– От всякой работы есть прибыль, – сказал я вдохновенно, глядя на притихший зал. – Все вещи – в труде. И ничто не начало быть, что начало быть без труда. – Зал, офигевая, завис. – Без труда не вынешь рыбку из пруда, – продолжал перечислять я то, что помнил. – Есть умственный труд, есть физический, есть ратный…
Дядька скривился, как будто съел кислющий лимон, и сказал:
– Хорошо, хорошо, хватит. Вижу, мать тоже тебя чему-то научила. Сколько заработал-то? – спросил он небрежно, поднося бокал с вином ко рту.
– Двадцать четыре золотых короны, – скромно потупившись, ответил я. И это была чистейшая правда. – Остальные богатства – это трофеи и отступные Хряка.
– Надо же, – удивился он. – И на чем заработал?
Посмотрев, как он жадно пьет вино, заливая сушняк, я сказал:
– Коней наших продал, – и принялся вплотную за филе.
Дядька поперхнулся и выплюнул вино себе на штаны.
– Зачем? – вытаращился он на меня.
Я вытер рот салфеткой, подал ему другую, чтобы он мог вытереть себе штаны, потом ответил:
– Они нам не нужны.
Овор задумался на риску и покладисто согласился:
– Положим, так. До Азанара можно добраться и с торговым караваном. Но как ты умудрился так дорого их продать?
Я смотрел на зрителей, зрители – на меня в немом оторопении. Такого представления в местном театре еще не было.
– Я знаю, – посмотрев мне в глаза, все так же тихо проговорила девушка.
Все с интересом смотрели теперь на нее. И я тоже.
– Мы приехали утром, рано. Я заходила последней и видела, как он, – теперь все смотрели на меня, – схватил мужчину за бороду. А потом сказал, что отрежет ему голову. А еще потом он забрал деньги у того мужчины.
Ну что сказать, бенефис удался. Я был выбран на роль главного злодея. Народ так вжился в представление, что я, затравленно озираясь, опасался суда Линча. Дядька перешел к перепелке, а я, махнув на все рукой, налил себе вина. Залпом выдул полбокала. Вино было легким, ароматным и, на мой неискушенный взгляд, очень хорошим.
Зрители слушали и наблюдали в прострации. Тишину, установившуюся в зале, нарушила матрона с задних рядов. Дама, очень похожая на Раневскую, поднялась, ткнула сложенным веером в сторону Овора и с драматизмом произнесла:
– У такого ДЯДИ, – выделила она это слово, – племянник может РАБОТАТЬ только ДУШЕГУБОМ, – и с гордо поднятой головой удалилась.
Посмотрев ей вслед, я подумал, что она, сама того не зная, попала в точку. Лучше всего дядька учил Ирридара именно убивать.
Скоро зал опустел, и мы остались одни.
– И когда ты все успеваешь? – с аппетитом уничтожая перепелку вместе с костями, весело проговорил Овор. – Коней продал, смерду голову чуть не отрезал, двух девок побил так, что они стелются перед тобой. И все за одно утро.
– Не бил я их, – уже без аппетита глядя на еду, сказал я неохотно. – Служанку побила хозяйка за то, что ее саму побил хозяин.
– А говорят, что это ты, – издеваясь, продолжал Овор.
– Наговаривают. Я маленький еще, – оправдывался я.
– Девок бить – маленький, а голову отрезать, значит, большой, – констатировал очевидный факт дядька и заржал.
– Мужик оскорбил меня, – оправдался я, рассматривая стакан с каким-то зеленым напитком. «Похоже на тархун», – подумал.
– Ну, тогда ты в своем праве, – согласился со мной Овор. – А чего не убил? – вытирая рот салфеткой, равнодушно спросил он.
– Детей пожалел, – ответил я, глядя в сторону.
Овор сыто откинулся на спинку стула, посмотрел с усмешкой на меня.
– Пожалел, значит? – повторил он мои слова.
– Ага, пожалел.
– А отступных почему не взял? – спросил он заинтересованно. Дядька, гад, наслаждался, видя, как я выкручиваюсь.
– Почему не взял. Взял, – все так же в сторону ответил я.
– Много взял? – не отцеплялся Овор.
– Немного. Пятьдесят золотых, – сказал я, не думая отпираться.
Для старого шпиона сегодня был день открытий. Сумма, названная мной, в десять раз превосходила ту, что обычно берут как отступные с простых людей.
В этом мире были интересные законы, в чем-то перекликающиеся с Русской Правдой Ярослава. Дворянин мог убить, а мог взять откуп деньгами. Нехейцы, сами по себе небогатые, но гордые дворяне, часто таким образом выходили из положения безденежья. Короче, память Ирридара мне говорила: брать откупы – это норма.
– Однако-о! – покачал он головой. – Дар, а зачем тебе деньги?
Ну вот, сейчас все и решится. Я спокойно поглядел в дядькины глаза и сказал:
– Я поступлю в академию, а ты вернешься к отцу. Ведь так?
– Так, – согласился Овор, не понимая, что я хочу этим сказать.
– Переедешь в деревню, где тебе выделят дом? – продолжал я спрашивать.
– Перееду, – согласился Овор. – Стар я, чтобы служить барону дальше.
– Вот! А я хочу, чтобы ты остался со мной. Для этого мне и нужны деньги. На твое содержание отец не даст и дилы.
Он молча внимательно рассматривал меня. А я знал, что Овор мог отличить правду ото лжи.
– Ты сильно изменился, Дар, – наконец сказал он. – Дома ты был совсем другим.
– На это есть веская причина, ты не находишь? – спросил я его.