Когда мы остаемся одни - Тамара Михеева

Янке стало вдруг очень страшно. Почему так долго нет Таля? Может, и его мама… тоже? Ведь у них так плохо всё сейчас, может, и она решит, что лишний рот не прокормить, что лучше оставить, пусть в детдоме растёт… Янка тряхнула головой. Нет, Таль ей не позволит!

– Вот, мам, это Янка, помнишь её?

Янка спрыгнула с подоконника. Она смотрела на Талькину маму, на её посвежевшее лицо, на чёрную, с проседью косу, обёрнутую вокруг головы, на свёрток на её руках, и вдруг, сама не понимая отчего, расплакалась.

– Ты чего? – испугался Таль.

– Ну, что ты, Яночка, что ты, девочка! Вот смотри, какой у нас здесь мальчик, какой у нас тут Пашенька, какой красивый…

Тётя Нияра приподняла пелёнку, открывая личико малыша, но Янка всё равно сквозь слёзы ничего не разглядела. Она плакала и плакала навзрыд и никак не могла успокоиться. Сунула Талю розу и выбежала на улицу, прижалась там к стене, нагретой солнцем, и выревела всё, что скопилось в ней за последние месяцы, а главное – эту острую, жгучую боль, которую раньше она никогда не испытывала, не знала и не понимала, что может так быть: за другого, за незнакомого человека, которого она и не увидит больше никогда в жизни.

Янка сама не знала, почему ей захотелось рассказать об этом маме. Но вечером, когда мама приехала с работы, поужинала и прилегла у себя в комнате, Янка пришла к ней, присела рядом и сказала:

– А я сегодня школу прогуляла.

– Яна!

– Мы с Талем ездили за его мамой в роддом. Таль меня попросил помочь. Да сегодня только две алгебры, литература и физра…

– Нияра родила? Кого? – перебила мама, признав причину пропуска школы уважительной.

– Мальчика. Назвали Пашей. Ну, в честь отца.

Они помолчали.

– Мам, там я пока их ждала… одна девушка была, она ребёнка в роддоме оставила. То есть она хотела забрать, а ей мать её не разрешила… сказала: «Я же говорила тебе делать аборт»… Мам…

– О, Господи…

– Она так на неё кричала, говорит: «Я только на пенсию вышла, я для себя пожить хочу…», а девушка эта плачет, уговаривает её.

– А отец ребёнка?

– Ну, я так поняла, что его нету, ну, наверное, бросил, а может… Не знаю, в общем.

– Вот, Яна, видишь! Пока не выучишься, на ноги не встанешь, нормального человека не встретишь…

– Значит, ты бы меня тоже?..

– Что? – опешила мама.

– На аборт отправила, если бы я тебе… это… «в подоле принесла»? Или заставила бы потом отказаться от ребёнка?

Мама села, посмотрела на Янку такими глазами, будто это не Янка вовсе. То есть Янка, но не сейчас, а лет десять назад. Потом притянула её к себе, подула в макушку, она так всегда раньше делала, а после развода ещё ни разу, и сказала тихо, будто секретик, на ушко:

– Ну что за глупое ты у меня существо… Яночка, я тебя очень прошу: ты уж постарайся не забеременеть в пятнадцать лет. И в восемнадцать. И вообще закончи сначала институт. Вы, конечно, сейчас все ранние, но с этим делом… ну, со взрослыми отношениями, я хочу сказать, не стоит торопиться. Но если уж будет невтерпёж, всегда помни, что люди придумали много средств от нежелательной беременности. Ну, а если уж всё-таки… В общем, никаких абортов, рожай, я тебе всегда помогу.

И если бы Янка не выплакала сегодня все слёзы у стены роддома, она бы опять заплакала.

Янка бывала у Конопко теперь каждый день. Заходила после работы, как будто просто так, приносила будто бы угощение к чаю, но старалась, чтобы к чаю всегда было не только печенье, конфеты, а ещё и хлеб, масло, сыр, творог, фрукты. Тётя Нияра каждый раз будто бы пугалась и болезненно морщилась:

– Что ты, Яночка, зачем ты так много? Мы же пенсию получаем…

Знала она эту пенсию, бабушка ей говорила. Половина уходила на оплату коммунальных услуг, а оформление субсидии затягивалось. Шкатулка тем временем пустела, и Янка не думала уже о том, чтобы поехать на лето в родной город. Даже на дорогу не хватит. А просить у мамы она не будет. Ни за что.

Таль очень на Янку сердился, один раз сказал даже, что больше её на порог не пустит, если она будет их подкармливать. Но Янка только смеялась, она умела Таля уболтать, уговорить, упросить. С Анютой было сложнее.

– Почему ты нам помогаешь? – спросила та как-то. – Ты, наверное, в Таля влюбилась.

– Я? В Таля? – Янке даже смешно стало. Но Анюта смотрела очень серьёзно, строго. И Янка ответила тоже серьёзно: – Нет, мы просто дружим. Друзья ведь помогают друг другу.

– Ну да, – недобро усмехнулась Анюта. – А что, в Таля влюбиться нельзя? Он ведь хороший.

– Хороший, – согласилась Янка. Она вдруг подумала, что они с Анютой похожи. И если бы Анюта была постарше, они бы стали подругами.

Пашуня рос улыбчивым и крепким. Тётя Нияра отошла, научилась снова улыбаться, отвечая на каждое Пашунино курлыканье, и Дашина мама, тётя Ганна, говорила, что в жизни не видела такого красавца. Даша тоже часто приходила нянчиться. Она была единственным ребёнком и давно перестала мечтать о братике или сестрёнке.

– Папа говорит, что сегодня и одного-то не прокормить, – ворчала она. – Сколько людей прокармливают и ничего!

– Зато у тебя всё самое лучшее, – усмехнулась Янка.

Даша вмиг погрустнела, потемнела лицом.

– Ну и что? Зато с маленьким так хорошо понянчиться…

– Ага, – хмыкнула Янка, которая с утра сегодня опять разругалась с Ростиком, – это сначала хорошо, когда он тебе в ответ только улыбаться или кукситься может, а потом подрастёт и начинается… Мне вон сегодня братец такого с утра наговорил, чуть не убила! И раньше тоже: всё лучшее – Ростику, конечно, «он же младший»! А все шишки на меня, «ты же старшая»! Нет уж! У меня будет один ребёнок.

Они долго молчали. Наконец Даша вскинула на Янку свои красивые тёмные глаза, сказала глухо, будто делилась самым сокровенным, и в этот момент совсем не была похожа на скучную, примерную Дашу:

– Знаешь, я раньше тоже так думала. Ну, что хорошо, что я одна. А теперь мне так страшно иногда делается… Вот как подумаешь: родители, они ведь всё равно старше меня, они умрут когда-нибудь. Ну даже если не как дядя Паша, а вообще, от старости. И у меня никого не останется, понимаешь?

– Ну… – опешила Янка от таких странных, несвойственных Даше мыслей. – Почему одна-то? Ты ведь уже взрослая будешь… Ну, замуж выйдешь, дети будут.

– Ну да, это понятно, но всё равно. По крови родной человек, понимаешь? Ну, даже не по крови, а из твоей семьи, чтобы общее детство, чтобы было что вспомнить, понимаешь?

Они шли в этот момент по мостику через ручей, вокруг цвёл миндаль, и Янке так жалко стало Дашу, и так стал понятен её страх, и её одиночество, когда не с кем поделиться радостью, не с кем вспомнить поездки к бабушкам, не на кого даже накричать. Они с Ростиком, когда в конце августа возвращались домой, всегда вместе перебирали камешки-ракушки, распределяли, кому какой сувенир подарить, фотографии разбирали и вспоминали всё, что было летом – тоже вместе. А ко дням рождения родителей они организовывали домашний концерт, маленький, конечно, две песни, три стихотворения, но всё равно. Одна бы она в жизни не стала этого делать!