Мое имя Офелия - Лиза Кляйн

Только после возвращения Гамлета Гертруда открыла лицо. Королева похудела, бледная кожа по цвету гармонировала с ее серыми глазами, а волосы стали скорее седыми, чем золотистыми. Она льнула к Гамлету, как виноградная лоза к дубу. Обычно выразительное лицо принца было непроницаемым, будто он надел маску.

Я очень хотела увидеться с Гамлетом, но боялась подойти к нему. Я надеялась, что принц сам меня будет искать, но он этого не сделал. Я пошла в парадный зал в поисках Горацио. Зал был голым, из него убрали все знамена и эмблемы короля Гамлета. Вокруг лежал мусор, и собаки рыскали в поисках костей с остатками мяса. Придворные, желающие получить должность, ждали приема у Клавдия. Среди них я узнала Эдмунда, грубияна, преследовавшего меня в детстве, теперь толстого и лысеющего. Он играл в кости с какими-то неотесанными на вид приятелями. Я также увидела моего брата, который вернулся в Эльсинор на коронацию Клавдия. Он был в обществе Розенкранца и Гильденстерна, которых я до сих пор презирала, поэтому я не подошла к нему. Вместо этого я поманила брата пальцем, чтобы он подошел и поговорил со мной, но он только поклонился, будто я была не его сестрой, а чужой дамой.

Затем в зал вошел Клавдий. Мой отец спешил за ним, со свертком документов на пергаменте, которые падали у него из рук. Он не терял времени, и уже завоевал расположение нового короля. Отец увидел меня, покачал головой и пошел дальше.

Меня отвергли родные, забыл Гамлет, а королева не обращала на меня внимания, и я чувствовала себя одинокой, как прокаженная. Поэтому я очень обрадовалась, когда, наконец, увидела Горацио. Он был одет очень просто и явно чувствовал себя неловко среди придворных, которые надеялись привлечь взгляд короля своими роскошными нарядами.

– Не ожидала увидеть тебя среди этой жаждущей толпы, Горацио. Ты тоже пришел искать милостей у нового короля? – небрежно спросила я.

– Нет, – ответил он, с некоторым негодованием. – Я не стремлюсь к власти, меня не привлекает политика, и я не мастер грубой лести.

Я поняла, что оскорбила Горацио, и постаралась загладить обиду, но только усугубила ее.

– Король нуждается в таких людях, как ты, Горацио, скромных и правдивых. Но не думай, что я хочу польстить тебе. Я хотела узнать у тебя, как поживает лорд Гамлет. Он выглядит очень встревоженным.

– Действительно, скорбь по отцу тревожит его душу, и навевает меланхолию, – ответил Горацио.

– Тогда королева и ее сын испытывают одинаковые чувства, – сказала я, – потому что горе Гертруды переходит все границы. Я опасаюсь, что ее здоровье под угрозой. – Было утешением высказать мои заботы Горацио.

– Правда, я никогда не видел Гамлета в таком угнетенном настроении. Его мучают мрачные мысли, и мне приходится пускать в ход весь свой здравый смысл, чтобы вывести его из этого состояния.

– Его рассердило решение лордов? Потому что, я слышала, как он говорил о том времени, когда станет королем, – сказала я.

– Он не питает любви к дяде. Вам это известно. Я не могу сказать больше, так как должен сначала посоветоваться с ним, – ответил Горацио, как всегда, сдержанный.

– Скажи ему, пожалуйста, что мне очень хочется с ним поговорить… Нет, скажи ему только, что Офелия горюет вместе с ним.

– Он избегает общества всех людей, не хочет никого видеть, – сказал Горацио, бросая на меня сочувственный взгляд.

– Кроме тебя, – поправила я его. – Как истинный друг, ты служишь буфером между Гамлетом и жестокими ударами окружающего мира.

Горацио поклонился и простился со мной, сказав, что передаст мой привет Гамлету.

Вскоре я осознала, что сильно ошибалась, когда считала, что Гамлет и его мать испытывают одинаковые чувства. Прошло всего три недели после похорон короля Гамлета, и летние цветы расцвели пышным цветом, когда по Эльсинору, подобно ледяному ветру, пронеслась весть. Люди, впервые услышавшие ее, потеряли дар речи, они не могли в нее поверить. Некоторые были убеждены, что это злобная сплетня, и боялись ее повторить. Другие открыто заявляли, что это наносит оскорбление принцу и памяти короля Гамлета. Но они убедились в ужасающей истине этого известия, так как новый король сам хвалился этим.

Гертруда выходит замуж за короля Клавдия.

Сперва эта новость ошеломила меня. Как это могло случиться? Я вспомнила предшествующие недели. Когда, со времени смерти мужа, Гертруда беседовала с глазу на глаз с Клавдием? Неужели горе помутило ее рассудок? Был ли ее выбор Клавдия добровольным или вынужденным? Это было выше моего понимания. Я осторожно попыталась выяснить, что думает Элнора. Но ее, по-видимому, настигла та же болезнь, которая поразила душу Гертруды.

– Я плохо себя чувствую, Офелия; не тревожь меня. Что касается королевы, то я не знаю ее мыслей. Она достойна того, чтобы быть женой короля; кем еще она должна быть? – Элнора закрыла глаза, махнула рукой и отослала меня прочь. Даже когда я предложила ей принести тонизирующий напиток, она лишь покачала головой и больше не сказала ни слова.

Считая, что искушенная Кристиана может понять поведение Гертруды, я спросила у нее, словно размышляя вслух, когда мы сидели за вышиванием:

– Как могла королева выйти замуж за брата своего покойного мужа?

Кристиана лишь с горечью рассмеялась.

– Как плохо ты знаешь мужчин и королеву, свою госпожу! – сказала она, словно обладала какими-то более глубокими познаниями, чем я. Но Кристиана не поделилась ими со мной, и я сомневалась, что она понимает больше меня.

Я все еще недоумевала, когда помогала Гертруде готовиться к свадьбе. Элнора непрерывно шмыгала носом, подгоняя платье Гертруды из серого атласа. Я не могла определить, что было причиной такого поведения старухи – чувства или больные глаза. Когда я закалывала в прическу королевы жемчужины и втирала румяна в ее бледные щеки, она сидела с бесстрастным лицом и избегала смотреть мне в глаза. Она была такой далекой, будто жила в своей стране горя, и я не посмела ее расспрашивать.

Свадебный пир выглядел имитацией праздника. Столы ломились под тяжестью оленины, жареной свинины, копченой рыбы и всевозможных овощей и соблазнительных фруктов. Полчища слуг, одетых в ярко-голубую ливрею нового короля, разносили кувшины с поссетом и разливали вино с пряностями в оловянные кубки с печатью Клавдия. Дамы и придворные надели свои лучшие шелка и украшения, музыканты играли на маленьких и больших барабанах и лютнях. Тем не менее, под красивыми нарядами многие держались сдержанно и прятали неодобрение, зато другие, напившись, становились громогласными и беспечными.

Гертруда улыбалась и танцевала со сдержанной грацией, но я видела, что она прячет боль в спокойных глазах. По отношению к своему новому мужу, королева выказывала покорное смирение, которого я раньше не замечала, а вот Клавдий двигался в танце с важным видом, напоминая гордого петуха-повелителя.

Гамлет стоял у входа в зал, вызывающе скрестив руки на груди. Он был один. От шапки до сапог, вся его одежда была угольно-черного цвета, и бледное, озабоченное лицо принца казалось испещренным морщинами. Своей одеждой и своим поведением он выражал презрение ко всякому веселью. Я видела, как он мрачно хмурится, и хотя он напоминал мне готовую вот-вот разразиться грозой тучу, я решила бросить вызов грозе и заговорить с ним.