Балкончик - Анастасия Муравьева

из слоновой кости, и продавщицы забегали, льстиво поднося ворох нарядов: «Вот посмотрите» и «Это вам пойдет». Она примеряла одну вещь за другой, и все ей было к лицу.

На несколько минут она стала прежней, любуясь своим отражением и летящей походкой. Она вновь ощутила себя юной, сбивающей все преграды красотой и напором. Вечером она нарядилась и накрасилась, вызвала водителя, и он приехал – сразу, будто дежурил под окнами. Она спускалась по лестнице в вечернем струящемся платье с глубоким вырезом, обнажая при каждом шаге коленку, и распахнув двери подъезда, предстала во всем великолепии. Водитель не вышел из машины, и ей пришлось, как в первый день их знакомства, самой открывать дверцу и залезать в салон, подобрав подол, чтобы не измять платье, а водитель ухмылкой давал понять, что в слуги не нанимался, он всего лишь водитель на штатной должности, а никакой ей не кавалер.

– В клуб, – коротко сказала она.

В клубе грохотало так, что хотелось зажать уши. По высоченному потолку и стенам метались тени, скользили лучи прожекторов, на танцполе извивались осыпанные блестками стриптизерши, пока она в своем шикарном платье с голой спиной шла через зал. Она чувствовала себя блюдом, которое несет на растопыренных пальцах официантка, лавируя между столиками, а все жуют, не поднимая голов.

Она протиснулась к стойке, заказала какой-то подростковый коктейль, чуть ли не коньяк с колой, долго цедила его через трубочку, оглушенная, а потом допила залпом, рассчиталась и ушла. Водитель поджидал ее, хотя она отпустила его до завтра. Она подошла, подергала дверцу, он перегнулся нехотя, опустил стекло: «Домой собралась? Что-то быстро».

– Мне там не понравилось, – объяснила она, забираясь на заднее сиденье, где ее не обнимали уже сто лет.

– Юбку бы покороче надела, – сказал водитель, уставившись на коленку в разрезе платья. – Это ж клуб. Понимать надо.

– В другой раз, – улыбнулась она.

– Ну смотри, в другой раз ждать не буду, – он повернул зажигание, хмыкнул. – Ничего не выйдет у тебя.

Она хотела обидеться или возразить, но прикусила язык. На самом деле он задержался очень кстати, иначе ей пришлось бы вызывать такси и ковылять, путаясь в подоле. Все поймут, что она неудачница, которую, вероятно, бросили в этом клубе, и теперь она, поревев в туалете и расплатившись за себя и кавалера, едет горевать о своей разбитой жизни домой.

А здесь так удачно сложилось – и машина, и водитель. Даже его ухмылка показалась ей душевной и родной. Они ехали в молчании, как всегда, только теперь оно не было ледяным, напротив, ее затопляли теплые волны, которые уже ударяли о берег, сильнее и сильнее, пока не накрыли нашу героиню с головой. Она порывисто подалась вперед, уткнувшись в его плечо горячим лбом.

Водитель не обманул ожиданий, свернув в переулок. В тесноте машины его низкорослость оказалась на руку, ухмылка была не видна, все складывалось один к одному, и когда он уверенно задрал ей подол, она без слов подчинилась.

– Надевай что-нибудь покороче в следующий раз, а то неудобно, – сказал он, выходя из машины и не захлопнув за собой дверцу. Она послушно закрыла за ним, одернув платье.

На следующий день она вышла из подъезда в юбке до колена, надеясь заслужить одобрительный взгляд водителя, но он только ухмылялся и не заговаривал о том, что случилось вчера. Ей пришлось самой открывать дверь, ступив в лужу и промочив ноги.

Вечером она позвонила водителю. Он явился нехотя, как на вызов начальства, встал у стенки, раскачиваясь на носках, обвел кабинет взглядом.

– Может, кофе? – предложила наша героиня, сразу доставая две чашки. Он кивнул. Она подумала, что чашки не совсем чистые, но мигом сервировала стол, наша замдиректора все схватывала на лету, и секретаршей могла бы работать, ловкости и расторопности ей было не занимать.

Полоща чашки под струей воды, она взглянула на себя в зеркало – лихорадочные пятна на щеках, дрожащие губы. Вдруг она поняла, какую ошибку совершила, оставив водителя одного. Теперь ничего не исправить. Он ушел, его не вернуть. Она с грохотом бросила чашки в раковину, вода так и хлестала из крана, и бросилась в свой кабинет, но поздно.

Водителя в кабинете не было. Она судорожно обвела взглядом стены – нет. Пусто. Кофейник поблескивал, печенье в вазочке лежало нетронутой горкой. Замдиректора опустилась на стул, отодвинутый для гостя, бессильно уронив руки. Она вдруг поняла, что рыдает – беззвучно, только плечи ходят ходуном, как не плакала давно, а может быть, и никогда.

Вдруг до нее донесся еле слышный шум. Она подняла залитое слезами перекошенное лицо, но через секунду обмякла и расплылась счастливой мокрой улыбкой. Она увидела знакомую фигуру в проеме окна – ее водитель выходил с балкончика, застегивая ширинку.