"Номер один" - Бен Элтон

— Я-а с тобой развожусь, милый, — мурлыкала Дакота. — И на развод я-а подаю в Городе ангелов, а это означает, что я-а получу половину.

Кельвин напряженно думал. Неужели это возможно? Они женаты две недели, ради всего святого. Половину? Не может быть.

— На каком основании? — спросил он.

— Умственная жесткость.

— Умственная жестокость! — взорвался Кельвин.

— Ага-а.

— Когда это я был к тебе жесток? — поинтересовался он.

— Никогда, дорогой, вот только ты мне до полусмерти надоел болтовней о том, какой ты умный, и все такое, — ухмыльнулась Дакота. — Мы это оба знаем. Но, к счастью для меня, никто больше этого не знает, и, поскольку у тебя репутация самого мерзкого, жестокого и безжалостного человека на телевидении, я-а не думаю, что суд придется долго убеждать, что ты относился к своей милой невинной жене так же, как к своим тупым конкурсантам.

Поняв, что до сих пор держит в руке одну из сумок, Кельвин поставил ее на полированный мраморный пол.

— Может, пройдем в комнату, присядем? — предложил он.

— Не-а. Я-а уезжаю, меня ждет машина.

— Что? Прямо сейчас?

— Даже скорее, если получится.

— Ты спланировала все это с самого начала? — спросил Кельвин.

— Конечно.

— С самого начала? Три года назад?

— Ага-а.

— То есть ты вообще никогда меня не любила?

— Еще чего!

Кельвин вдруг ясно вспомнил период ухаживания. Бокал шампанского, пролитый на него на показе Версаче, благодаря которому он впервые заговорил с ней…

«Мне так жаль, боже! Я-а вас забрызгала? Какая ж я-а неловкая!»

Неужели она это подстроила? В то время она казалась обезоруживающе откровенной и честной, она так спокойно вытирала его салфеткой и, ничуть не смутившись, хихикала, как все аристократки с Юга, которых учат этому с колыбели. Такое невозможно сыграть. Однако выходило, что все-таки сыграла.

— Ну а как насчет Бискайского залива? Ты и тогда меня не любила?

— Ты что, с ума сошел?

Закат в тот вечер был просто потрясающий, они оказались одни, и она сказала, что любит его. Именно тогда он сделал ей предложение.

— Пожалуйста, Кельвин, — сказала Дакота почти скучающим тоном. — Не стоит выглядеть таким разочарованным. В конце концов, дорогой, ты меня никогда не любил.

Вообще-то это была правда, хотя он не подозревал, что ей это известно. Он на самом деле никого и никогда не любил, но она ему ужасно нравилась.

— Ну конечно, я тебя любил! Зачем же я на тебе женился?

— По той же причине, по которой я-а вышла за тебя замуж, мой сладкий. Чтоб получить кое-что, чего у тебя не было. Ты хотел жену. Ты уже достаточно долго был холостяком. Ты хотел красивую жену. Чтоб детей иметь, на премьеры вместе ходить, чтоб твои родители были счастливы. Чтоб избавиться раз и навсегда от слухов о том, что ты голубой.

Кельвин слушал открыв рот. Она формулировала его мысли лучше, чем это удавалось ему самому. Все так и было: в сорок два года, помешанный на работе и лопающийся от богатства, он решил, что остроумная, шикарная, умная спутница детородного возраста удачно дополнит его тщательно спланированную жизнь. На церемонии бракосочетания, когда им читали отрывок из «Пророка» о двух столпах, Кельвин подумал, что эти строки пришлись к теме, ведь больше всего от своей спутницы жизни он ждал поддержки, которая даст ему возможность беспрепятственно продолжать завоевание мира. Теперь же оказалось, что вместо поддерживающего столпа он заполучил пушечное ядро, которое разрушило его жизнь до основания.

Воспоминания о свадьбе натолкнули его еще на одну мысль.

— Ты понимаешь, что журнал «Хелло!» потребует вернуть им деньги?

На лице Дакоты появилось выражение безграничного превосходства.

— Я-а всегда презирала твою банальность и нечистоплотность, Кельвин. Слава богу, мне больше не придется терпеть это. Увидимся в Калифорнии!

Красивая, статная «светловолосая бомба», как отзывались о ней газетчики, повернулась на четырехдюймовых каблуках и положила ладонь на ручку двери.

— Ты не получишь половины! — крикнул Кельвин. — Даже в Калифорнии!

Дакота повернулась и снова взглянула на него:

— Я получу половину, Кельвин. Из меня сделали дурочку. Меня соблазнили твое очарование и мужественность. Меня соблазнил мужчина, грязный британец, который затем надругался надо мной и использовал меня неестественным образом.

— Ты ведь не заявишь такое?

— Заявлю, Кельвин, дорогой! Я-а скажу, что ты требовал от меня неестественных дел, а когда я-а отказалась, ты меня избил!

— Ты не можешь так поступить! Это будет твое слово против моего!

— Вот именно! Слово милой заплаканной баптистки с Юга против слова самого известного ублюдка в мире! Самодовольного, ухмыляющегося мистера Негодяя из самого крупного телешоу. Любой член жюри присяжных в Америке поверит, что ты пытался засунуть свою мерзкую английскую рапиру туда, куда ни одна христианская жена не позволит ее засунуть.

— Это возмутительно! Это грабеж, самый обыкновенный грабеж. Ты пытаешься меня ограбить.

— Ой, да ладно тебе, Кельвин, ты и сам вор. Не притворяйся, всем ведь известно, что «Номер один» — это тот же «Х-фактор», но с другими судьями. Более мерзкими судьями. Гораздо более мерзкими судьями. Ты украл эту идею! А теперь я обворую тебя.

Если Дакота хотела еще больше разозлить Кельвина, то ей это определенно удалось. Она попала в самое больное место, заговорила о единственной ложке дегтя в огромной бочке его славы и богатства. Всем было понятно, что идея шоу Кельвина «Номер один», самого последнего в серии невероятно популярных телевизионных программ, занимающихся поисками талантов, была почти без изменений позаимствована у предшествующих шоу. Кельвин никогда не отрицал этого, как и того, что свой имидж грубого, резкого английского судьи он позаимствовал у Саймона Ковелла. Не отрицал он и того, что превзошел сам себя, чтобы воссоздать элементы, сформировавшие успешную судейскую команду. Он отыскал помешанную на детях звезду реалити-ТВ, прославившуюся благодаря своей неблагополучной семье. Он нашел приятного на вид профессионала из области поп-культуры, который искал возможности показаться на телевидении. Он усердно воссоздал все элементы, которые были так успешны в шоу «Х-фактор», и до того в этом преуспел, что шоу «Номер один» в конце концов затмило первоначальную модель. Именно это Кельвин никогда не уставал объяснять людям. Дело не в том, что он сделал что-то новое, он просто сделал это лучше.

— В конце концов, ничто не ново, — говорил Кельвин. — Я не содрал ничего, что не было бы содрано раньше. Шоу «Х-фактор» — это просто «Поп-идол», а «Поп-идол» — просто «Поп-звёзды», а это шоу, кстати, появилось в Новой Зеландии, а вообще все уходит корнями в «Новые лица» и «Новые возможности»…