Сказ о колдуне, царевиче и чудовище - Гладыш Ираклиий

За этот тихий голос, обладающий удивительной способностью отчетливо доноситься до тех, к кому он обращался, Шептун получил свое прозвище. Из дома выскочила девочка лет десяти, старик ей что-то сказал на ухо, и она убежала обратно.

— Это Шура что ли? — удивленно спросил Колдун. — Подросла-то как!

— Так три года прошло с тех пор, как ты спас ее тогда, — старик крякнул и покачал головой, вспоминая дела минувших дней. — А все как вчера было.

— Да, как вчера, — в задумчивости повторил Колдун.

— А где кобыла твоя распрекрасная? Неужто сдохла? Или продал? — нарушил затянувшееся молчание Шептун.

— В стойле стоит, — ответил чародей и значительно посмотрел на собеседника.

— Видать, не по твоей воле там осталась, — хмыкнул тот в ответ. Самолюбие Колдуна, которому не хотелось рассказывать про связанные руки и мешок на голове, спасла Шура. Она вышла из избы, присела перед книгочеем в неуклюжем поклоне и, закрасневшись, отдала нательный мешочек на веревке. Колдун с благодарностью принял его, надел на шею и улыбнулся. Та, зардевшись еще больше, убежала в избу.

— Бабы на тебя так и вешаются. Шурка, дите ведь, а уже поди-ка, глазки строит. Ты как, все бобылем ходишь? — Шептун усмехнулся.

— Да куда уж мне, сам все знаешь, — негромко сказал Колдун, пресекая дальнейшие шутки, и оба вздохнули.

— Вижу, вопросы у тебя еще есть, задавай, чего уж. — Шептун с прищуром глянул на Колдуна.

— Благодарствую, — с чувством ответил чародей. И сразу, без хождений вокруг да около:

— Что в Совете говорят о чудище? А главное, ты сам что думаешь?

— Считают, что проклятие это на нашу Долину послано. Толи соседи наколдовали из зависти. Толи древнее зло пробудилось.

— А твое мнение, Шептун?

— Всплеск был сильный, не буду скрывать. Аж передернуло меня от этого удара магического, что кто-то без жалости в мир послал. Ты тоже почувствовал?

Колдун кивнул.

— Кто-то пробудил древнее зло. Этому надо положить конец, поэтому Совет тебе мешать не будет, а при необходимости и поможет. Три года назад всплеск магии слабее был, и то с трудом справились.

— За то отдельное спасибо. Что касается источника силы, я с тобой согласен. Либо древний маг работает, либо, что вероятнее — молодой да борзый, но по древнему учению. Разобраться надо. Царский сын с этим как-то связан, я уверен.

— Если моя помощь нужна будет, обращайся, — Шептун протянул руку для прощания.

Колдун кивнул, с чувством пожал руку, и легкой походкой зашагал восвояси. Ни один из жителей Заднего места к нему не подошел. Дисциплина здесь была железная, а защита Шептуна — безоговорочной. Кара страшная ждала непослушника.

Без приключений дошел Колдун до дома своего. Собрал вещички, снадобья сложил, привычным жестом прикрепил ножны особым узлом к поясу и вложил меч, сел на кобылку свою ретивую да поскакал на поиски царевича. Долго ли коротко, оказался в чистом поле. Оглянулся вокруг, закрыл глаза, вдохнул глубоко полной грудью, встряхнулся, как собака, выдохнул и словно несколько лет с себя скинул. Тяжело ему было в городе среди людей. А здесь — промытое дождем чистое высокое небо, привольное поле зреющего хлеба. Воздух прозрачный, свежий. Вдыхаешь его и словно молодильное яблоко ешь — столько жизненной силы в нем. Радость, одним словом! Зажмурился довольно — так бы и остался подольше под теплыми лучами ласкового солнца. Да только времени нет.

Достал Колдун из мешочка, что на груди прятал, порошок какой-то, насыпал на ладошку и легонько подул. Взлетел порошок в воздух, закружился, играя взмыл вверх и вдруг замер, как птенец на взлете. И тут же — стеной, крупинка к крупинке — рухнул вниз, будто притянула его земля-матушка, да выстелился дорожкой. Крякнул Колдун довольно, подкрутил усы, огладил короткую аккуратную бороду, да поскакал по следам царского сына.

День скачет, два скачет. На третий привели следы к домику на опушке. Добрый человек поставил здесь когда-то избёнку, и теперь дровосекам было, где во время грозы укрыться, путникам ночь коротать в безопасности. Знали местные про этот дом, ухаживали за ним — многим он жизнь спас. Вон и тын стоит крепкий, и петли на дверях смазаны, и под навесом дрова укрыты рубленные.

Спрятал Колдун свою кобылу верную в лесу, пошептал ей на ухо, чтобы далеко не уходила и даже привязывать не стал — знал, что послушает. Сам на разведку пошел: может, не по своей воле царевич отчий дом покинул, а лихие люди в том повинны? С одного прыжка перемахнул через забор и притаился за кустом смородины, прислушался: тихо все. Неподалеку от избы конь иссиня-черный стоит привязанный, растрепанной гривой потряхивает, с ноги на ногу беспокойно переступает. А копыта-то замотаны тряпицами, поэтому следов с царским знаком стражники не нашли. «Умно!» — оценил Колдун и направился к коню. Подход он всегда к животным имел: самые злые собаки перед ним на спину ложились, чтобы он им животы чесал. Коровы в его присутствии столько молока давали, что хозяйки за вторым ведром бегали, одного было мало. В лес Колдун без страха ходил — дикие звери и те с рук ели. Вот и конь с лиловыми глазами успокоился, уткнулся мордой в теплую ладонь, пожаловался, что, мол, весь день гоняют, кормят плохо, гриву не вычесывают. Погладил Колдун друга нового по изящной шее, пообещал, что скоро он опять в своем теплом стойле окажется, где конюхи ему воздадут все положенные почести, овсом отборным накормят да маслом копыта умостят. Успокоился конь, а колдун пошел поглядеть в окно, что в избе происходит. Там на лавке спит царевич сном молодецким, одну руку за голову закинул, вторая на мече лежит.

— Молодец, — поставил Колдун царевичу еще один плюс, — оружие подле себя держит.

Уже не таясь зашел в дом и как гаркнет: «По-одъем!». Царевич вскочил, спросонья пошатывается, мечом водит из стороны в сторону, глазами моргает — продрать пытается. Посмотрел Колдун на это безобразие и уже спокойно молвил:

— Царь меня за тобой прислал, Иван. Загулял ты, мать переживает, отец места себе не находит. Пора возвращаться.

— Фу, напугал, Колдун, — с облегчением выдохнул парень и сел на лавку. — С любовью погладил свой меч и твердо молвил: «Не ворочусь, пока чудище не убью!»

— Знаешь, что люди умные говорят? Богу-богово, кесарю — кесарево. Это я к тому, что у каждого свое дело есть. Твое — учиться править мудро. Мое — чудовищ усмирять. Я не лезу в твое. Ты не мешаешь мне. Собирайся восвояси! — уже без шуток, грозно произнес Колдун и наклонился над сидящим царевичем, как скала, чтобы Иван осознал всю