Лабиринт Сумерек - Анна Клименко

– Воду.

И Эристо-Вет, прошагав через весь зал, развязно плюхнулась за стол неподалеку от темных. Храмовые стражи покосились на нее, один даже схватился за меч – но рыжеволосая ийлура рассеянно положила пальчики ему на локоть, и воин сразу поник, съежился, даже стал казаться меньше.

«Интересно, зачем темная понадобилась Альбрусу?» – подумала Эристо-Вет. Пока не принесли заказ, она старалась делать вид, что разглядывает потолок. Но все же, волей-неволей, посматривала на соседку. – «Следовать за ней, куда бы она не отправилась… Хотелось бы знать, зачем…»

Подавальщица, ийлура лет пятнадцати, с размаху грохнула об стол подносом, так, что содержимое его подпрыгнуло и жалобно звякнуло. Затем, видя, к кому приковано внимание Эристо-Вет, зло прошипела:

– С самого утра здесь сидят… Ничего не едят, не пьют… Не к добру, да хранит нас Пресветлый Фэнтар!

Темная ийлура вздрогнула и обернулась, уставилась неподвижным взглядом на девчонку, отчего та пискнула и умчалась на кухню. Глазищи у жрицы Шейниры были – упаси Фэнтар ночью приснятся – такие черные, что тонул во тьме вертикальный ийлурский зрачок.

Эристо-Вет посмотрела вслед убегающей девчонке и спокойно принялась за жаркое. Она нашла их, теперь оставалось только присматривать, как изволил выразиться метхе Альбрус. А что будет дальше – сие только богам ведомо, да еще великому Дракону.

Уплетая мясо, великолепно зажаренное и перед этим, скорее всего, вымоченное в кислом вине, ийлура терпеливо ждала. Побери Шейнира этих темных и убереги Фэнтар от козней Темной матери синхов… Мясо и вправду было приготовлено знатоком дела.

…В трапезную вошел посетитель – теперь уже в длинной рясе послушника из храма Фэнтара. Молодой, с жиденькими волосами, забранными в крысиный хвостик сзади и с бледным, неприметным лицом. Хотя – нет. Как раз-таки лицо можно было легко запомнить благодаря большой, словно фасолина, бородавке под правым глазом.

Ийлур быстро огляделся и, семеня, поспешил прямиком к темной жрице. Эристо-Вет удивленно моргнула – вот это новости! Мальчишка из Храма Пресветлого – и к темной перебежчице? Воистину, здесь, в этой богами забытой таверне, происходило нечто весьма интересное!

Она отхлебнула из кружки, прикрыла глаза, всем своим видом показывая – мол, мне все равно, что здесь творится, и вообще, я даже не смотрю…

– Он не мог приехать, – скороговоркой выпалил послушник, – но просил передать тебе вот это.

Тонкие пальцы темной легли на пухлую книжечку.

– Благодарю. Надеюсь, ты будешь вознагражден по возвращении? В любом случае, да пребудет с тобой Мать всех синхов.

Эристо-Вет едва не поперхнулась водой. Похоже, этой жрице не было чуждо чувство юмора: послушник вздрогнул, коленки затряслись под рясой – как только в обморок не грохнулся от страха.

– С-спасибо, – заикаясь, он уже пятился, быстрее и быстрее, к выходу, не забывая осенять себя оберегающими знаками Пресветлого Фэнтара. Хлопнул дверью и исчез в прохладных сумерках осени. А жрица Шейниры, ухмыльнувшись, принялась разглядывать книжицу. Нетерпеливо открыла, полистала; пальцы ее бережно скользили по исписанным страницам, пальцы ийлуры, не привычной к обращению с оружием, но проводящей все свои дни и ночи за чтением.

– Пойди, принеси свечу, – негромко сказала она храмовому стражу, – ничего не вижу в этой берлоге.

Эристо-Вет снова принялась за мясо. Похоже, у Альбруса было чутье на любопытные истории… Темная ийлура и послушник из храма Фэнтара.

«И что же будет дальше?»

Она улыбнулась при виде стража, несущего громоздкую масляную лампу.

* * *

…Старик сидел под деревом.

Он только что проснулся и теперь, зябко кутаясь в обрывок мешковины, щурился на утреннюю зарю. По небу словно разлили густой малиновый сироп, в котором молочными хлопьями плавали облака. На западе в синей дымке тлела последняя звезда. А под небесами вздымались, топорщились и сталкивались друг с другом базальтовые глыбы, аспидно-черные. Такая же неживая, каменная и сводящая с ума чернота заменяла землю.

Старику было не привыкать. К тому же, ему дозволялось иногда покидать свой дом, чтобы взглянуть на истинный Эртинойс. Но он был так немощен, что едва хватало сил добрести до выхода. Так что большей частью старик продолжал сидеть под деревом и, закрыв глаза, смотреть чужие сны; здесь, в тени Священного Древа, это давалось легко. Все равно, что протянуть руку и коснуться холодного ствола. Или обратиться с молитвой к богу Сумерек, Всевеликому Санаулу.

Из-за лиловой кромки неба выкатился шарик солнца – раскрасневшийся после сна – и поплыл по сини, отмывая румянец и набираясь золотого сока. В расселинах Сумеречного Хребта собирался туман, сползал все ниже и ниже, оставляя влажные следы на камнях. Медленно, неохотно просыпались горы, и старик слышал эхо бьющихся сердец, и чувствовал отголоски жизни – как будто по лицу прыгали солнечные зайчики…

Он закрыл глаза.

«Ты слышишь меня, Сумеречный Отец? Знаю, что слышишь. Но молчишь. Ты ведь бог, и должен понимать, чего я хочу, ведь так? Ну так отчего же ты не даешь мне просимое? Ведь это так… просто для тебя. Дай мне силу – или дай уйти, покинуть и Сад, и Эртинойс. Я слишком стар и слаб. Все, на что меня хватает – это мелкие пакости вроде кошмарных снов. Да еще твои неудавшиеся дети по-прежнему послушны моей воле. И тварь придачу, но она тоже стара и слаба. Что я смогу сделать, когда сокровищу будет угрожать опасность?

Молчишь. Что ж, я понимаю. Ты не можешь ничего изменить, кроме того, что позволено. Но ты хотя бы мог ответить мне, дать знак, что ты по-прежнему меня слышишь, и что я, как и раньше, твое возлюбленное дитя…»

По коричневым, изрезанным морщинами щекам потекли слезы, но старик не хотел – да и не мог их удержать.

Что еще остается, когда нет больше ни сил, ни былого могущества? Правильно, только печаль и унылое ожидание конца, которого, судя по всему, не будет до тех пор, пока плывет в холоной пустоте вечности сам Эртинойс.

Он потер кулаком глаза… Впору самому оборвать собственное жалкое существование, но – он не смел.

«Я ненавижу тебя, Отец. Неужели, даже зная это, ты ничего не скажешь?»

За спиной раздался тихий хруст, словно лопнула кожура переспелой дыни, в затылок повеяло холодком.

Старик не стал оборачиваться, он знал, что увидит.

«Враги могут прийти сюда. А ты, ты… по-прежнему хранишь молчание… Проклятие! Законы Эртинойса – это жалкая отговорка для того, кто всегда их презирал».

Он сидел под священным древом и щурился на расстилающуюся покуда хватало взгляда черную долину. Над ней веселой синевой плескалось небо, и мохнатый клубок солнца перекатывался с боку на бок, забираясь все выше и выше.

«Но что ты будешь делать, Отец, если твой народ останется без сокровища?…»