17 - Кужин Александр

И понимаешь, что он высказался, что ему от этого стало легче, а как итог и тебе от этого стало легче на душе.

Где бы я не был, в каком бы городке я не обитал, рядом всегда со мной были эти бесполезные детальки социального конструктора с гордым названием "счастье". В нем всегда было невероятное количество возможных вариантов, которые можно было собрать в итоге, были самые красивые из возможных сцен в кино, книгах или на рисунках потрёпанных блокнотов, но в них всегда не доставало только одной детали. Меня. В голове прокручивались миллиарды сцен, в которых я действительно был счастлив, в окружении достойных и оттого дорогих мне людей, игрушек, которых никто и никогда не отдаст ребенку помладше, не спросив у меня, наигрался ли я в этот дешёвый пластмассовый конструктор. Снаружи я лежал на кровати и безмолвно бурил взглядом серый квадрат потолка.

И, пока я считал, что одиноко смотрю наверх

Были в моей жизни и Люди.

9 августа 2022

Я ничего не вижу

Я ничего не вижу.

Во всех направлениях одинаково томная темнота давит на неокрепшие руки, если не считать тонкого лучика то ли солнца, то ли мерцающей лампы накаливания, едва пробивающегося сквозь потолок океана.

Я пытаюсь плыть, но не могу. Руки совсем не слушаются меня, я прилагаю усилия, но пусть внутри я мечусь — конечности ватные, они не способны справиться с водой.

Я смотрю наверх и вижу искру, вижу спасительный огонек и уже на полпути к нему осознаю движение. Руки по-прежнему чувствуются дешёвой китайской резиной. Затылок отдаёт неприятным зудом.

Я уже так близко. Позади себя, в толще воды я слышу крик ребенка, слышу так отчётливо, будто нас разделяла не жидкость, а куда более привычный воздух.

Нельзя оборачиваться. Если свет так близко, если я уже почти чувствую его жар — обернуться будет куда большим преступлением, чем спастись самому.

Крик продолжается. Ребёнок молит о помощи. Руки сами двигают меня обратно, в пучину беспросветного.

Я никогда не боялся воды, я боялся того, что может в ней прятаться.

Я задыхаюсь. Пару секунд назад мне казалось, что воздух в моих лёгких вечен.

Я оборачиваюсь.

Оно было страшным и в то же время величественным, нечто настолько громадное, что человеческий мозг навряд ли смог оценить действительные Его размеры. Снаружи существо напоминало что-то среднее между гуманоидом и гигантским ракообразным. Антропоморфным кракеном оно бороздило просторы вечного синего.

Полностью белое существо смотрело на меня сквозь мутную воду, глаза Его были прекрасного огненно-рыжего цвета, любимого моего оттенка. Кое-как я разглядел на лбу Его человеческие морщины.

Я представил насколько Оно старо. В голове невольно всплывали картины, что нечто смогло запечатать в собственном разуме.

То, как расправив белые плавники, словно крылья, ничем и никем не ограниченное существо пронзало зеркальную гладь, то, как Оно всматривалось в каждый миллиметр пучины, каменные замки, подводные вулканы, удивительно яркие корабли в разбитых бутылках. Оно было везде и одновременно было никем, ибо нечто было столь же великим, сколь и одиноким.

А ведь это — одиночество, вдруг понял я, безмерное, неизбывное одиночество, — людям никогда не придется прочувствовать такое…

Мне стало жаль Его, ведь существование настолько огромного существа делало Его жизнь бессмысленной — за счёт невероятных размеров нечто обеспечивало себе безопасность, никто не мог прокусить Его кожу, никто не мог убежать от преследования, наконец, никто не мог уйти от страха быть отправленным в небытие посредством десятков, сотен острых зубов.

Без сомнения, когда-то здесь гуляла жизнь, когда-то вода не была настолько темной. Она была искренней. Ничего не скрывавшая необъятная прослойка между рыбами и моллюсками мягким одеялом покрывала флору и фауну этих мест.

Так было когда-то, но животные умирали от старости, погибали от глобальных катастроф, изменения климата. К несчастью для Существа, что ныне одиноко смотрело вниз, и не могло увидеть там ни одного возможного собеседника.

Взгляд Его застыл на мне. Зрачок прищурился, будто бы Существо фокусировалось и не могло поверить, что кто-то оказался рядом. В глазах Его я видел смешанные эмоции — радость, от того, что встретился со мной, и все ноты его печали, ибо

Существо вспомнило тех, кто был до меня. Всех, с кем оно прожило почти одну жизнь. С той лишь разницей, что окружающие умирали, не в силах противостоять лучшему из убийц — времени, а Нечто и дальше одиноко бороздило мировой океан.

Я уже представил, как Оно ехидно подбрасывает меня в воздух, а дальше Мы плывём на поиски оставшихся. Нет никакого сомнения, Мы точно найдем руины человеческой цивилизации, даже больше, Мы найдем и тех, кто поможет ее восстановить.

А дальше — больше! Мы найдем не только живых моих соплеменников, но и всех, кто сколько-нибудь похож на Нечто, мы будем делать это, пока не устанем плыть, а когда устанем — соорудим небесный корабль из того, что попадет под руку. Мы сможем познакомиться с предками или потомками Нечто, если не на этой планете, — то на какой-то другой.

Я закрыл глаза от предвкушения великих вещей, всего того, что нам суждено совершить. Когда я открыл их, то увидел полноценную многотысячезубную улыбку моего собрата по несчастью.

Далее челюсти разомкнулись.

Свет пропал совсем.

Последним, что я услышал, был крик, но уже не ребенка — мой собственный.

Я проснулся в холодном поту на до боли знакомой кровати, глядя в серый потолок собственной комнаты (спальней это было трудно назвать), я взглянул на часы. Девять тридцать. Луч солнца золотого едва пробивал занавески.

Попытка резко встать так же резко отозвалась в задней части моей головы. Никогда не понимал, почему мой собственный мозг желает мне страданий — зачем ты заставляешь меня чувствовать боль, я и так знаю, что для меня хорошо, а что плохо. И мне было бы просто великолепно, если бы не боль при попытке резко встать.

Опершись на спинку стула, я с горем пополам встал на ноги.

Я вошёл в ванную. Опять отключили горячую воду. Хотя бы умыться можно, и на том спасибо.

Посмотрев мимоходом в зеркало, я решил, что улыбка Существа была не худшей за это утро.

Поставив чайник на газовую плиту без автоподжига (отдельная головная боль — прим. авт.), я распахнул шторы. Привычный, обыденный город, с домами под копирку и людьми под копирку, которые никогда не захотели бы менять работу или, не дай бог, место жительства, просто потому что так проще — жить