Китайский алхимик - Лин Гамильтон

— Краны платят за это? — спросила я.

— Конечно. Очень любезно с их стороны. Благодаря шефу у меня есть даже кредитка с именем Герба.

— И что теперь? Сокращенная версия программы по защите свидетелей, верно? Хотелось бы знать, сколько мы будем бездельничать в этом отеле? Я в отличие от тебя могу ходить на работу?

— Мое начальство приняло решение, что как полицейский под прикрытием я должен оставаться незаметным, а ты можешь ходить в свой магазин. Кто-нибудь будет следить за ним, и если вдруг что-то случится, мы придумаем другой план. Я знаю, что тебе не хочется слишком долго предоставлять вести дела этому доблестному Клайву.

Клайв Суэйн, мой бывший муж, — партнер в антикварной фирме, которая носит название «Макклинток и Суэйн». Нет, мне бы не хотелось оставлять Клайва в магазине одного слишком долго. Обычно, возвращаясь из поездок за предметами ценности, я нахожу магазин полностью переустроенным, что не всегда, а точнее сказать почти никогда, приходится мне по вкусу.

— Это но займет много времени. Мои коллеги примут меры в отношении этих людей, — закончил Роб.

— Что это значит?

— Что угодно. А пока у нас оплаченный отпуск. Посмотрим, что в гостиничном меню.

Несмотря на все удовольствия, которые можно получить от оплаченного проживания в милом отеле, когда каждый день для тебя кто-то готовит, убирает и застилает постель, могу вас уверить, что эта радость длится не более сорока восьми часов. После этого у вас начинается легкая клаустрофобия; еда, принесенная в номер, напоминает по вкусу тюремную, если, конечно, она на вкус именно такая, как я предполагаю; а человек, живущий с вами в одном номере, начинает вам надоедать. Полагаю, это чувство было взаимным. Если мы когда-нибудь станем жить вместе, этот дом будет очень большим, что-то вроде дворца в Версале.

Итак, похоже, мое острое чутье ко всякого рода нюансам притупилось, и мне хотелось поскорее выбраться из этого места. Поэтому звонок в магазин в один из погожих осенних дней от Дороти Мэттьюз, известной своим друзьям как просто Дори, показался мне ниспосланным свыше, но в действительности обернулся ловушкой, которая, конечно, была приготовлена не для меня, но в которую я тем не менее попала.

— Я хочу попросить об услуге, — начала Дори.

— Давай.

— Это скорее даже предложение, хотя я была бы очень благодарна, если бы ты согласилась на него. Вообще-то у меня две просьбы. Не пообедаешь со мной у меня дома? Я должна тебе кое-что показать, а сегодня у меня разыгрался артрит. Как бы мне ни хотелось принести эту вещь к тебе в магазин, это было бы затруднительно. Час дня тебя устроит?

— Я приду.

Когда я приехала в начале второго, прислуга ставила на стол тарелку с сэндвичами и фруктами. Дори, сидя в кресле, трость рядом, тепло поздоровалась со мной. Впервые я встретила Дори, когда занималась поисками китайских бронзовых изделий для одного из клиентов «Макклинток и Суэйн». В то время она была куратором отдела азиатского искусства в Коттингемском музее, куда ее переманил из одной из самых престижных канадских галерей майор Коттингем, когда только что основал музей для своей личной коллекции. Через пять лет отдел азиатского искусства не просто расширился, но и завоевал международное признание исключительно благодаря Дори. Все, что мне известно о китайском искусстве и предметах старины, я узнала от Дори Мэттьюз.

Люди, знавшие Дори лишь как выдающегося знатока китайской истории и искусства, бывали очень удивлены, когда встречались с ней лично, не ожидая увидеть перед собой китаянку. Имя Дори она получила от матери-англичанки, а фамилию Мэттьюз — от мужа, промышленника Джорджа Норфолка Мэттьюза. Дороти Чжан, или, точнее, Чжан Дороти, появившаяся на свет в 1944 году в Пекине, приехала с матерью в Англию в 1949-м, когда в Китае пришли к власти коммунисты, и в конце концов обосновалась в Канаде. Она рассказывала мне, как мучительно для них было покидать Китай. В царившем в те годы хаосе, когда столько людей стремилось уехать из страны, прежде чем коммунисты во главе с Мао Цзэдуном придут к власти, они с матерью потеряли отца. Больше Дороти его не видела. Ее убедили, что отец выжил, но предпочел остаться в Китайской Народной Республике. Какое-то время Дороти верила, что он занимал крупный пост в коммунистическом правительстве Мао, будучи его верным сподвижником, особенно во время «Длинного марша» 1934 года. Это было одно из самых известных стратегических отступлений в истории — марш в пять тысяч миль, который длился больше года, но позволил Мао прорвать линию Гоминьдана и со временем изгнать саму партию и ее лидера, Чан Кайши, из Китая на Тайвань, называвшийся тогда Формоза. Дори думала, что в Китае у нее могут быть и другие родственники, сводный брат или сестра, хотя она никогда не пыталась их найти. Мать Дори повторно вышла замуж, но был ли этот брак законен или нет, ни я, ни, возможно, даже сама Дори точно не знали. Думаю, она просто сказала, что ее брак с китайцем недействителен.

Когда мы оказались в комнате одни и я принялась уписывать ланч, Дори, не притронувшаяся к еде, заговорила.

— Уверена, ты знаешь, что не совсем этично со стороны куратора лично пополнять коллекцию в той области, в которой он работает. Мой муж несколько лет занимался коллекционированием, и я давала ему советы, когда могла, но только если предмет не принадлежал к области азиатского искусства. Однако теперь, когда я не связана больше ограничениями, я могу при желании заняться этим бизнесом. Ты со мной согласна?

— Конечно, почему бы и нет?

— Хорошо. Я переживала, что ты скажешь по этому поводу.

— Почему? Полагаю, ты не собираешься контрабандой вывозить ценности из страны или совершать покупки па черном рынке.

Дори помолчала.

— Знаешь, как разбогател мой отчим? — наконец спросила она.

Я решила, что хватит набивать рот чудесными домашними сэндвичами Дори, так приятно отличающимися от гостиничной еды, и начать слушать внимательно, поскольку эта беседа, казалось, меняет привычное русло и в ней скоро появятся подводные течения, возможно, довольно тревожные.

— Разве ты не говорила мне, что он импортировал после войны фарфор из оккупированной Японии? Или это был Гонконг?

— Из обеих стран. Так он зарабатывал на жизнь. А разбогател он благодаря ввозу редчайших китайских предметов старины, под которыми я подразумеваю старинные императорские сокровища, а иногда даже и кое-что более древнее; многие из них были контрабандой вывезены из Китая в Гонконг, где он грузил их на суда. В своих делах он использовал связи моей матери, некоего высокопоставленного чиновника из окружения Мао, который, как я пришла к выводу, был моим отцом. Если это так, то мой отец не испытывал угрызений совести, когда набивал карман, продавая то, до чего мог добраться, — а в его положении довольно до многого, — а отчим преспокойно вывозил это из страны и зарабатывал большие деньги.

— Знаю, что есть причины, по которым тебя это волнует, — осторожно начала я. — Правда, не уверена, что ты имела в виду под «контрабандой». Это вовсе не обязательно, когда речь идет о предметах из Китая, как тебе самой прекрасно известно. Было время, когда множество ценностей и старинных вещей были объявлены коммунистической партией остатками загнивающего империализма, и никого не волновало, если их вывозили из страны или даже уничтожали.