Великолепный век Ибрагима-паши. Власть и предательство - Хестер Дженкинс

В этой простоте и однозначности они категорически отличаются от арабов халифата, с которыми крепко связаны в сознании западного человека, хотя у них не было ничего общего, кроме религии. Позволю себе повторить, что турки гораздо более простой и воинственный народ, чем любая другая восточная нация.

Источники, рассказывающие о жизни Ибрагима, делятся на три группы: во-первых, это турецкие исторические и биографические сочинения из первых и вторых рук; во-вторых, рассказы европейцев – путешественников и жителей Константинополя, как, например, Мураджа д’Оссон, де Бусбек и венецианские бальи; и в-третьих, дипломатическая корреспонденция и документы того времени из таких собраний, как «Переговоры» Шарьера, «Документы и акты» Гевая, «Коллекция» Норадунгяна и де Тесты.

Ограничиться одними турецкими источниками невозможно, так как, что характерно, в них нет никаких сведений об учреждениях и полностью отсутствуют описания. Абдурахман Шереф, историограф Турции, первый турецкий писатель, который, насколько мне известно, посвящает несколько глав таким общим темам, как «Провинции», «Литература» и тому подобное, в подражание европейским историческим трудам. Исторические трактаты времен Сулеймана – это скорее летописи, не уделяющие большого внимания мелким и личным деталям. Поэтому мы вынуждены обратиться к западным очевидцам в поисках сведений о турецком образе жизни, ведении войны и управлении государством, кроме тех случаев, где можно что-то почерпнуть из турецких законов и поэзии. При этом практически всему, что турки-османы рассказывают о себе и своих правителях, можно доверять всецело, как невозможно доверять западным свидетельствам. Человек, знакомый с Востоком, знает, как рассказ распространяется по базарам и в глубь страны или вверх по Нилу на сотни километров, с удивительной быстротой и еще более невероятной точностью, подобно тому, как рассказчик повторяет сказку теми же словами, которыми когда-то ее рассказывали далекие предки. Так и народ передает предания без прикрас и изменений. Турецкое предание – это выражение искренности и простоты турецкого характера. Турки не являются ни скептиками, ни выдумщиками, поэтому они передают рассказ в том виде, в каком они его услышали.

Конечно, есть и исключения из этого правила: «Послание о победе» Сулеймана местами не лишено преувеличений, а также была найдена история его правления, написанная век спустя в эпическом духе, где события его жизни трудно отыскать среди массы легенд. Но, видимо, это была попытка написать непосредственно эпическое произведение, и она очень отличается от ясного и прямого повествования обычного летописца. Если придворный летописец и украшает текст, то в основном это цветистые красоты слога, вроде «султан Сулейман, чья слава достигает небес, солнце доблести и геройства, тень Бога на земле, да хранит Аллах его душу». Иными словами, украшается стиль, а не факты, а факты передаются так же некритично и прямолинейно, как если бы об этом рассказывал ребенок.

Иногда точка зрения может казаться очень странной, поскольку автор делает ударение на том, что нам представляется не важным, но в таких случаях турецкий образ мыслей может объяснить, почему эта фраза, малозначительная для нас, важна для турецкого автора и читателя. В качестве примера возьмем турецкие отчеты о египетском походе Ибрагима. «Сулейман-наме» и более поздние повествования подробнее описывают трудности путешествия и почести, которыми наградил Ибрагима султан, чем то, как визирь в течение семи месяцев наводил порядок в Египте. Это, конечно, кажется, да и является наивным, но зато показывает, какой нелегкой задачей была морская экспедиция для сухопутного народа, а также что важнейшее значение имела благосклонность монарха, который был волен возвысить или отправить в опалу любого подданного. Кроме того, речь больше идет о напряжении, в котором проходила жизнь придворных и чиновников, чем об управлении провинцией, что, разумеется, напоминает все старинные исторические сочинения.

Ибрагим был христианином низкого рода, сыном греческого моряка из Парги. Он родился в 1494 году[1]. Еще ребенком его захватили турецкие пираты. Вероятно, сначала его продали вдове из Магнесии, которая дала ему хорошую одежду и хорошее образование и, в частности, навыки игры на музыкальном инструменте вроде скрипки, которым он овладел прекрасно.

Из противоречивых источников нельзя установить, то ли Сулейман, сын тогдашнего султана Селима I, познакомился с Ибрагимом и подпал под обаяние его личности и музыкального таланта во время одной из своих экспедиций в Малую Азию, то ли Ибрагима привезли в Константинополь и там продали принцу, но бесспорно известно одно: Ибрагим перешел в собственность Сулеймана[2].

Ибрагим никогда не забывал о своем происхождении и семье. В 1527 году отец приехал погостить к нему в Константинополь, а позднее Ибрагим перевез во дворец мать и двоих братьев. Он смог значительно улучшить жизнь своего отца, сделав его главой санджака (административная единица в Османской империи). Конечно, Ибрагим принял ислам, иначе не о чем было бы и говорить, потому что в то время христианин не мог добиться какого-либо успеха в Турции.

Бодье говорит, что мальчика Ибрагима доставили в Константинополь «те, кто взимает дань христианскими детьми». Эта дань в виде детей христиан взималась со времен правления Орхана (1326 – 1361), именно из них и формировалось грозное войско янычар. Эти дети, оторванные от своих стран и семей, как правило обращенные в ислам, в основном жили и проходили обучение в военных поселениях, и им запрещалось жениться. Поэтому у них не было иных интересов, кроме войны, и они никому не были обязаны верностью, кроме султана. Так из них получилась великолепнейшая из известных миру военная машина, самый совершенный инструмент для завоевателя, однако опасная сила в мирное время.

Иногда взятые таким образом дети воспитывались для невоенного поприща и не попадали в войска янычар. Молдавский господарь Кантемир рассказывает, что Ибрагим был простым янычаром 9-го полка. Я не смогла найти источник этого утверждения, но последующая карьера Ибрагима в качестве полководца султанских войск, кажется, подразумевает какую-то военную подготовку. Однако фон Хаммер считает утверждение Кантемира ошибкой и говорит, что Ибрагим получил невоенное образование.

Первой службой Ибрагима было место пажа при наследнике Сулеймане. Когда тот пришел к власти в 1520 году, он сделал Ибрагима главным сокольничим, а затем быстро возвысил его. Ибрагим прошел через должности хассодабаши, или главного эконома, бейлербея Румелии, визиря, великого визиря и, наконец, сераскира, то есть главнокомандующего вооруженными силами империи, – головокружительное восхождение. В этой связи Бодье рассказывает одну историю, которая вполне может оказаться правдивой, так как она довольно типична, хотя доказать ее достоверность невозможно. История такова: «Быстрое восхождение Ибрагима стало его тревожить. Непостоянство фортуны, как показывает судьба многих великих людей османского двора, внушило ему страх перед опасностями, которые грозят фаворитам, пользующимся наивысшими почестями при дворе, и служило уздой, которая сдерживала его желания. Он просил Сулеймана не возносить его на такую высоту, чтобы падение не стало его погибелью. Ибрагим доказывал ему, что скромное благополучие безопаснее величия, которым тот хотел его одарить; что он будет достаточно вознагражден за службу, если всего лишь получит возможность проводить дни в неге и покое. Сулейман отметил его скромность, но, желая поставить его на главные посты империи, поклялся, что не предаст смерти Ибрагима, пока будет править, какие бы иные перемены ни постигли двор». «Однако, – морализирует Бодье, – обстоятельства жизни царей, которые тоже люди и могут изменить свое решение, заставят Сулеймана нарушить обещание, и Ибрагим, как мы увидим, утратит его доверие и дружбу».