Зеркало, зеркало - Кара Делевинь

Нам уже давно перестали говорить, что она вернется, когда будет готова. Ее старшая сестра Ашира ходит по школе с опущенной головой, закрывшись от всех на свете, а недавно в супермаркете мы видели ее родителей, которые бесцельно бродили по рядам и невидящими глазами смотрели на полки с продуктами. Пропала Най, а потерянными выглядят они.

Надо признать, раньше ей и правда ничего не стоило сбежать из дома ради того, чтоб ее все искали; раньше она без мелодрамы не могла. Но Наоми уже давно не откалывала ничего подобного, а кроме того, ни разу не пропадала так надолго. Ее родители места себе не находят от беспокойства, а Эш выглядит так, будто ждет, что на нее в любой момент обрушатся трагические новости, – Най бы им такого не пожелала. У нее всегда хватало проблем, но она очень любит родителей и сестру, а они очень любят ее. Их дом был для нас маяком; изголодавшись по любви, мы слетались туда, как мотыльки на пламя, потому что обитателям этого дома было друг на друга не наплевать.

Теперь понимаете? Наоми ни за что бы так не поступила, но никто этого не признаёт: ни полиция, ни даже ее мама, потому что легче думать, что дочь у тебя бессердечная стерва, чем считать ее пропавшей без вести.

Поэтому иногда мне хочется, чтобы нашелся труп.

Вот такая я сволочь. Иногда мне просто хочется, чтобы она умерла, – тогда я хотя бы буду знать, что с ней.

Но никакого трупа не нашли: она исчезла бесследно, и жизнь продолжается.

А это значит, что сегодня нам нужно провести прослушивание на место басиста.

В какой-то момент казалось, что без Наоми «Зеркало, зеркало» распадется. Когда мы с Роуз и Лео впервые пришли на репетицию после ее исчезновения, то всерьез задумались, не лучше ли нам все бросить, и даже вроде как сошлись на этом, но, вместо того чтобы разойтись по домам, так и остались стоять на месте. И тогда, не сговариваясь, мы поняли, что должны продолжать, ведь без группы у нас в жизни не останется ничего хорошего. И вообще, отказаться от нее – это все равно что бросить Наоми.

Именно Наоми создала группу – по крайней мере, превратила из отстойного школьного проекта в нечто стоящее. Именно благодаря Най каждый из нас раскрыл свой талант, потому что сама она была невероятно талантлива. Она была великолепной басисткой, просто легендарной – услышали бы вы, как она играет, вас бы дрожь пробрала, – но лучше всего у нее получалось писать тексты. У меня тоже неплохо выходит, и вместе мы кому угодно дадим фору, но Най, она особенная, в ее стихах свинцовая серость начинает сверкать и искриться. Пока мы ей не сказали, она и не подозревала, что у нее настоящий дар, и чем больше мы ей об этом говорили, тем лучше у нее получалось писать. Так вот, когда у тебя такой дар, тебе не нужно никуда убегать.

В тот день, когда группа едва не распалась, в разгар нашего спора в репетиционный зал вошел учитель музыки мистер Смит. В школе кроме нас почти никого не было – в летние каникулы учеников туда не пускают, но мистер Смит выхлопотал для нас разрешение и взялся в свой отпуск дежурить на репетициях. Обычно, пока мы играли и ссорились, он сидел в сторонке с газетой в руках, но на этот раз, войдя в зал, он стал ждать, когда мы замолкнем и обратим на него внимание. Меня поразила произошедшая в нем перемена. Бывают люди, которые заполняют собой всю комнату, и мистер Смит как раз из таких. Тут дело не в том, что он высокий и подтянутый, а просто такой у него характер: он любит жизнь, любит общаться с нами, своими учениками, и это большая редкость. Он умеет увлечь, привить интерес к учебе – есть в нем какая-то особенная энергия, которая не так-то часто встречается у взрослых людей. По ходу, мы ему и правда не по барабану.

Но в тот день он выглядел так, будто из него выкачали весь воздух, будто вся его энергия, весь задор куда-то подевались. Мне даже стало немного страшно, ведь он всегда был таким сильным, но в то же время уважения к нему у меня только прибавилось. Было видно, что он переживает за Най, и это очень много для меня значило, потому что, кроме нас и ее семьи, казалось, никому больше не было до нее дела.

Уж не знаю, что почувствовали остальные, но мне сразу захотелось как-нибудь помочь ему, потому что он всегда готов помочь нам.

– Вы что же, ребята, правда хотите разбежаться? – спросил он.

Мы переглянулись и на секунду будто перенеслись в то время, когда еще не подружились, когда каждый чувствовал себя одиноко и не в своей тарелке. Мне стало жутко от одной мысли о возвращении к старому порядку вещей.

– Без нее уже не то, – говорю.

– Понимаю, – сказал он, взъерошив свои светлые волосы. – Но послушайте меня: если вы сейчас разойдетесь, потом будете жалеть. Я очень горжусь вами и вашими успехами. Ради Наоми, ради себя самих не отказывайтесь вы от любимого занятия. От нас сейчас мало что зависит, это верно, но в наших силах сделать так, чтобы о ней не забывали, чтобы ее не прекращали искать. Я тут кое-что придумал: а не устроить ли нам прямо в школе благотворительный концерт? Вырученные деньги отдадим ее родителям, и они смогут возобновить поиски. Давайте добьемся, чтобы ее история была у всех на слуху, чтобы весь мир обратил на нас внимание и узнал, как сильно мы ее любим. Вот чего я хочу, ребята, но без вас ничего не выйдет. Ну что, согласны?

Конечно же, мы согласились.

Мы не знали, как еще ей помочь.

Все лето мы репетировали втроем, но выступление совсем скоро, и больше тянуть нельзя: надо уже наконец найти нового басиста.

Наоми была… да нет же… остается лучшим басистом из всех, с кем мне доводилось играть, хоть обычно девушки в таких вещах и не сильны. Это никакой не сексизм, а просто констатация факта. Чтобы по-настоящему хорошо играть на басу, нужно быть невидимкой, а девушки – ну, по крайней мере, обычные девушки – любят, когда на них смотрят.

Нечего киснуть, сегодня важный день! Я выползаю из постели и бросаю взгляд на гору мятой одежды на полу.

Везет же Лео. Он даже спросонья выглядит на все сто.

А стоит ему взять в руки гитару, и девушки начинают его просто боготворить. И как только ему удается в шестнадцать лет выглядеть таким взрослым и таким уверенным в себе? Можно подумать, он с самого рождения был высоким качком и разговаривал басом.

А вот по мне сразу видно, что я все никак не выйду из переходного возраста. Мне посчастливилось в нем застрять. Можно даже сказать, переходный возраст – это и есть я. Если бы для понятия «переходный возраст» существовал эмоджик, он был бы срисован с меня. Наверняка и в сорок пять, на закате жизни, я буду нескладным, неказистым подростком.

Мне хочется выглядеть круто, как Лео, но все, что так идет ему, – белые футболки, джинсы, толстовки с капюшоном, кроссовки с высоким берцем – на мне вовсе не смотрится. Чего уж, на мне любая одежда сидит по-дурацки, и единственное, что придает мне хоть немного крутости, – это мой крутой друг.

Роуз тоже выглядит потрясно, впрочем, она настоящая красавица, а таким и не нужно особо стараться. У нее каштановые волосы, осветленные от кончиков до середины, стройная фигура, отпадные буфера и аппетитная попка. Парни из «Темз Компрехенсив» сходят по ней с ума.