Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были - Виталий Иванович Зюзин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аркадий Гуру и Виктория Эйт
Сольми, как и декларировал, шел всегда своим путем, редко соглашаясь участвовать в событиях, организованных не по его инициативе. Идеи, как, например, с «Улицей Любви», долго вынашивал, но не отступал перед трудностями и умел реализовать в том или ином виде через многие годы. Но в основном он жил восхищением от эпохи модерна, Серебряного века, писал картины, стихи, делал какие-то ювелирные украшения, прибамбасы и штучки-дрючки. Он создавал вокруг себя специальную творческую тусовку, которая разделяла его восторг от начала XX века, сама была заражена стихо- и художественным творчеством и, главное, признавала его гениальность. Действительно, к нему приходило много музыкантов: Хонки, Леша Ной, Фрэнк питерский, Боровский, Милорд, но много народа просто немного играло на гитарах, как сам Крока, или на флейтах (хорошо играла только Кэт), и сейшена образовывались сами собой.
В мастерской Кроки. Крайний слева – Крока, крайний справа – Пахом Сергей. 1983
С Крокой связаны не только мои первые знакомства с хипповой средой, живописью и фенечками, но и первый хипповый выезд в Ригу, первый автостоп, кафе «Русский чай» на улице Кирова и сама уличная тусовка. Было такое легендарное кафе самообслуживания за чайным домиком на ул. Кирова (ныне Мясницкой) рядом с магазином «Спорт», в котором я успел побывать один-единственный раз перед его закрытием и поглядеть там на «олду» (старых хиппи) и винтилово, которое продолжилось через час до подземного перехода от «Кировской» (теперешняя станция «Чистые пруды») к «Тургеневской», где также собирался пипл, и мы убегали от «Березы»[3] и ментов. Еще были походы по историческим местам Москвы, как, например, в Донской монастырь, чтобы посмотреть сохранившиеся барельефы с храма Христа Спасителя, о котором я ничего толком не знал, хотя и слышал, купаясь постоянно в бассейне на его месте, и по переулкам в центре с особняками в стиле ар-деко. Были и всякие невероятные истории. Например, помню, заходит к Кроке в мастерскую очень колоритный человек, Леша Ной, тоже плотник и гитарист, с многолетним сивым хайром, выпучив и без того круглые глаза, и рассказывает, как на него напала урла. А он шел из хозяйственного, где для работы купил кулек гвоздей. Нес их в авоське и, когда шпана попыталась его чем-то ударить, размахнулся и всадил авоськой по черепу нападавшему. Гвозди массой впились в череп без мозгов, ну и нападающих тут же как ветром сдуло.
Внешность у Ноя просилась на сказочные, типа лешего или Кащея, сюжеты. Впрочем, на библейские он бы тоже подошел, хотя никакого отношения к евреям, даже несмотря на свою сильную картавость (как и я), не имел. После 1984–1985 годов его почти не встречал, семейная жизнь, видимо, заела.
Кстати, у хиппи я никогда не слышал разговоры про национальность в том смысле, как они возникли после 1991-го. Зато я узнавал там про князя Кропоткина, Бакунина, Уолта Уитмена и даже получалось брать почитать Торо и Воннегута с Маркесом. Хотя, услышав о достойных авторах, мог сходить к моему приятелю Грише Бердичевскому за подобной литературой. У Гриши я брал и Станислава Лема, и Стругацких, и того же Воннегута, Булгакова и многое другое, что невозможно было купить или даже взять в библиотеке. Это сейчас все эти книги на развалах за копейки продаются, а тогда или ходи по друзьям и выцыганивай почитать, или иди на толкучку на Кузнецком мосту или у памятника Ивану Федорову, где предлагались кое-какие, не все, из этих книг за многократно увеличенную сумму сравнительно с официально значившейся на обложке. Да и не каждому предлагали, часто отворачивались, заподозрив или отсутствие достаточного количества денег, или провокацию милиции. Хорошие и не всегда оцениваемые по достоинству вещи проскальзывали в журнале «Иностранная литература», как, например, Анхель Мария де Лера и Марио Варгас Льоса, которыми я зачитывался похлеще, чем книгами Хемингуэя и Фицжеральда. Кстати, хиппи с их рукодельным шитьем и вышивкой, хайрами и хайратниками заставили меня прочесть дореволюционное роскошное издание «Песни о Гайавате» Лонгфелло с превосходными гравюрами[4], которое долго у меня лежало без дела. Правда, без обложки. Мы его когда-то добыли в пункте сдачи макулатуры с моим тогдашним другом Вовкой Никольским. То есть люди сдавали старинные прекрасные и редкие издания, чтобы получить какую-нибудь «Графиню Монсоро» или «Собаку Баскервилей» на ужасной бумаге… Кстати, у Вовки или у Аркадия Нозика я еще в 10-м классе, кажется, брал «Архипелаг ГУЛАГ» читать, который окончательно меня избавил от совковых туманных иллюзий.
У Кроки в подвале отогревались и отпаивались чаем с неизменным вареньем Володя Поня, Миша Мигель (или Майкл) с Коломенской (со своим молчаливым приятелем почти близнецом Тони) и с красивой Светой с очень большими глазами и круглым лицом (она постоянно ходила в шляпке-панамке по типу наших солдатских из Среднеазиатского военного округа), Машка с Володей Ромашкой, высокая герла нехипповой внешности, но страшно тусовая, Лена Кэт, гитарист Сережа Хонки (Щелкунчик), Пал Палыч и Леша Пахом из Крокиного худучилища и их преподаватель по фамилии Сальпетр, милейший Милорд с полиомиелитными ногами, высокомерный и неразговорчивый скрипач Серж Паганель, Маги Габарра из Пскова, легкомысленная, но себе на уме Джуди, шумная большая Гелла и непредсказуемая эталонная хиппица Света Шапокляк… в общем, почти все, как мне кажется, из активной тусовки начала – середины 80-х и бездна «сочувствующих».
Этот подвальчик был одним из немногих гостеприимных и безопасных мест тусовки, хотя и находился далеко от центра, на какой-то там Парковой в Измайлове. Настоящее подполье и при этом в некотором роде светский салон, где было много музыки, смеха, стихов, картин, книг, умных разговоров, чая с вареньем (которое я несколько раз доставлял через всегда открытое маленькое окошечко для этих детей подземелья), иногда вино или травка, но никогда не было ширялова. Любителей понапускать важности и таинственности хватало, они привносили свой шарм в общество, но было не так скованно, как в театре Зальцмана. То кто-нибудь Шамбалой[5] и Гурджиевым заморочит нам голову, то, наоборот, сказками про оптинских или загорских старцев-мухоморцев, то сказочками из жизни поэтов Серебряного века, то слухами про западных хиппи. Сальпетр, небольшой, кругленький, лысоватый блондин с профессорской бородкой, в костюме, считался большим знатоком китайского и японского акварельных набросков, а также тантрической йоги, которая была, конечно же, на порядок круче, чем модная тогда обычная йога.
Кстати, о моде тогда на такие вещи, которые предшествовали Джуне, Кашпировскому и прочим прорицателям и лекарям. Все это было подпольно в буквальном смысле. Все эти любители йоги, карате, культуризма, иглоукалывания и только входившего в силу джиу-джитсу проводили свои занятия в буквальном смысле под полом, в таких же подвалах, под вывесками кружков гимнастики и дыхательных упражнений или без них. КГБ одно время их гонял, а потом, видимо, и сам увлекся. Вся литература по этим направлениям магии, позам лотоса с придыханием и силовым единоборствам была в виде ксероксов, продавалась маленькими книжечками рублей по пять и со страшными предосторожностями. При этом, естественно, все ксероксы были на строгом учете в КГБ, поэтому многие подозревали, что печатают и распространяют их сами гэбэшники, прибавляя себе к зарплате больше, чем некоторые цеховики[6]…
Кстати, еще о Кроке. Был он один из самых мощных «врубщиков» в Систему и, легко знакомясь где угодно, делал из молодых людей тусовщиков и романтиков. Из тех, что я помню, с десяток-другой советских комсомольцев забыли и про комсомол, и про светлое коммунистическое будущее и начали просто жить светлым настоящим… Иногда и в коммунах, антикоммунистических по сути.
Прозвища
Чуть позже, когда я уже знал много народа в Системе и много со всеми общался, я стал думать, какое бы прозвище взять себе. Романтическая атмосфера предполагала романтическое и неординарное самоназвание. Помню,