Созвездие верности - Луанн Райс

– Ты все еще там? Держись, Ру.

Рядом с домом росла высокая сосна. Черная дыра между колючими ветками и крышей зияла перед нею, но она должна была спуститься к Зебу. Сделав глубокий вдох, она сиганула на дерево, оцарапав лицо и ладони острыми сосновыми иголками. Нащупав смолистый ствол, она стала прыгать с ветки на ветку и, в конце концов, перепачкавшись в смоле, все-таки очутилась на земле.

За москитными сетками их домов мерцали голубые экраны телевизоров. Она расслышала закадровый смех из шоу Мэри Тайлер Мур. Их родители вместе ушли на ужин и до сих пор не вернулись. Зеб вывихнул лодыжку – Румер видела, как его ступня торчала под неестественным углом, и от этого ее слегка подташнивало.

На прошлой неделе Румер помогла раненому кролику, на позапрошлой – брошенной собаке, в июле – сломавшему крыло дрозду, а в июне – двум новорожденным котяткам. Ей нравилось выхаживать животных, но из-за своих чувств к Зебу она не смела даже прикоснуться к нему. Тогда она присела возле него и заглянула ему в глаза.

– Зеб, – шепнула Румер, сгорая от желания утешить его, вправить его лодыжку – в общем, помочь ему, так же как своим любимым кошкам, белкам и кроликам, – но она боялась причинить ему боль.

– Что стряслось?

Голос прозвучал у Румер из-за спины, но ей не пришлось оборачиваться. По тому, как Зеб быстренько уселся, чтобы не выглядеть слабаком в глазах самой красивой ведьмы Мыса Хаббарда, Румер поняла, что это Элизабет вышла на крыльцо.

– Пытался поймать падающую звезду, – пошутил Зеб.

– Мне показалось, что кто-то позвал меня, – сказала Элизабет, – но, выглянув в окно, я увидела только, как вы двое летели с крыши. С тобой все нормально, Зеб?

– Он в полном порядке, – ответила Румер, но она сама видела, что это было далеко не так. Но Зеб все равно храбро оперся о локоть, чтобы произвести впечатление на Элизабет. Тогда Румер оставила его со своей сестрой и пошла к дому Мэйхью, чтобы вызвать по телефону «скорую помощь».

– Если ты хотел покрасоваться передо мной, – говорила Элизабет, и, оглянувшись назад, Румер увидела, как ее сестра погладила Зеба по голове, – то тебе нужно было спуститься с небес на землю. Почему ты все время гоняешься за светом этих звезд? Ведь в них больше ничего нет. К тому времени, как свет звезды доберется до земли, ее самой может уже и не быть. Земля, Зеб. Здесь наше место.

– Правда? – промямлил Зеб так, словно всерьез воспринимал ее слова. – На земле?

– Да, на земле, – ответила Элизабет, и в эту минуту Румер возненавидела свою сестру за ее красоту, ради которой Зеб был готов забыть свои мечты, но еще больше она возненавидела Зеба – за то, что он так легко сдался.

Знак с надписью «ПРОДАЕТСЯ» столько времени торчал в кустах плюща, что почти превратился в привычную деталь пейзажа. Но вдруг однажды он исчез. С началом июля Мыс Хаббарда пробуждался от весенней спячки, поэтому такое событие не прошло незамеченным. Совершая свои вечерние моционы по тупику и поглядывая на старый дом Мэйхью, парочки терялись в догадках – да так громко терялись, что даже Румер Ларкин слышала их голоса.

Румер тоже размышляла на этот счет, но совсем чуть-чуть. У того дома, через сколько бы рук он ни прошел, был лишь один значимый хозяин – Зеб, который продал его десять лет назад, после развода с Элизабет.

Румер знала, что Мыс привлекал два типа людей. Те, что были похожи на ее семейство и оставались здесь навсегда, и те, кого больше волновали вопросы цен на недвижимость. Такие люди приезжали сюда, но надолго не задерживались. А женщины с Мыса – или les Dames de la Roche,[1]как их называл Винни Хаббард – просто наблюдали за происходящим без особого интереса.

Солнце уже село, сгустились сумерки. В воздухе стоял аромат жимолости и чайных роз. Возле гаража, у каменной стены, цвели бледно-голубые и белые гортензии. Во дворах коттеджей росли символы Мыса Хаббарда – сосны и крупноплодные дубы. Послышался какой-то резкий назойливый звук – это ее отец обрабатывал наждачной бумагой дно своей лодки. Выглянув из кухонного окна, Румер смахнула с глаз волосы пшеничного цвета и поняла, что сейчас было самое время для прощания.

Она прошла в прихожую, где ее семья оставляла свои дождевики и резиновые сапоги. Поленья для растопки очага были свалены у стены – ее сосновые панели потемнели от времени и соленого морского воздуха. Лучины хранились в медном чайнике, а в углу стояли две клетки, которые Румер принесла из своего ветеринарного кабинета.

Они были прикрыты кусками яркой материи – старым чехлом и занавесками, – дабы зверье лишний раз не пугалось, и Румер присела, чтоб приподнять ткань с нижней клетки. Там, в глубине, затаился маленький коричневый кролик. Его влажные глаза блестели, а усики подергивались.

Она нашла его полтора месяца назад – он валялся без сознания рядом со статуей ангела, отмечавшей границу между ее двором и лужайкой Мэйхью. Отметки когтей у него на спине говорили о том, что он стал жертвой совы, которая подняла его высоко в воздух. Видимо, малыш дал ей отпор, выкрутился и полетел. Это было долгое падение, но Румер вправила ему лапку, зашила порезы, и кролик выжил.

– Ох, Румер, – сказала ей мать, когда в возрасте одиннадцати лет она провела всю ночь, присматривая за выпавшим из гнезда птенцом голубой сойки. – У природы свои законы. Иногда птички рождаются больными, и матери избавляются от них. Мы же не знаем…

– Я знаю, – упрямилась Румер. – Он просто слишком рано решил полетать. Он поправится. Я позабочусь о нем, а потом положу обратно в гнездо.

– Его не примут, Румер, – сказала миссис Мэйхью, лучшая подруга ее матери со времен детства. – Особенно после того, как к нему прикоснулись люди.

– Нет, примут, – твердо заявила Румер, мастеря ему гнездо в коробке из-под обуви. – Я уверена.

– Ладно, тогда не забывай заботиться и о себе. Хорошо, дорогая? Маленьким девочкам тоже нужно спать.

Румер слушала, но внутри у нее пылало такое возбуждение, что ей казалось – она уже никогда не заснет. Но когда на следующий день она отправилась посмотреть, как дела у маленькой сойки, то обнаружила ее хладный труп. От этого зрелища у нее судорогой свело живот, а пальцы отказывались слушаться ее, пока она осторожно трогала крылья птенчика, нащупывая сломанные косточки.

Теперь она вспомнила – Зеб помог ей похоронить птицу: у статуи ангела между их дворами. Тогда, стоя на коленях, выкапывая ямку и вдыхая запах свежей земли, она поняла, что хочет узнать все-все о лечении животных, и поэтому шепнула Зебу:

– Я стану ветеринаром.

– Серьезно, Ларкин? Хотя мне было ясно это еще когда тебе было пять лет…

Держа в руках кролика – который уже оправился после перелома, – она вышла на улицу. В высокой траве стрекотали кузнечики. Морские птицы с криками возвращались домой, на остров Галл-Айленд. Сосновые ветки шептались с ветром. Ее отец продолжал наждачить лодку. Чуть дальше по улице Винни распевала гаммы. Румер остановилась у изваяния ангела и положила кролика на землю в блестяще-зеленый мирт.