Попаданка для Наследника Империи - Тиана Раевская

Поэтому довольно часто младшая позволяла себе слинять с друзьями, которыми давно обзавелась здесь, оставив меня одну то полоть, то окучивать, то собирать мерзких полосатых жуков. Спасибо, последние несколько лет те словно вымерли, избавив меня от необходимости трогать их жуткие личинки.

Сестра… Миланку я когда-то любила… Но чем старше та становилась, тем сильнее ее баловала Инесса и бабушка, и тем невыносимее делался ее характер. Она гигантскими шагами превращалась в уменьшенную копию своей матери, убивая напрочь мою любовь. Но как и в случае с Инессой, ничего поделать я не могла. Подозреваю, во мне искоренили все зачатки к борьбе.

Нет, я могу иногда, как сейчас, например, поныть, пообижаться, повозмущаться, но в большинстве случаев, увы, сдаюсь и делаю, что велят.

Просто они — всё, что у меня есть в жизни. Порвать всякие отношения с семьей, какой бы та ни была, для меня подобно смерти. Я слишком боюсь остаться одна. Возможно, зря, но…

В общем, в ту субботу Милана опять сбежала с девчонками-подружками, а я осталась в огороде с отцом, Инесса с матерью загорали, расположившись в шезлонгах на крыше домика, попивая холодные коктейли.

На мое возмущение отец лишь пожимал плечами, да разводил руками, мол, девочкам нужно отдыхать. А я не девочка, да? «Ты — моя опора, — твердил он. — От мелкой никакой пользы».

А ведь Миланка всего на три года младше меня. И кто виноват, что она такая бесполезная?

Я видела вину в его взоре, но так же и обреченность. Похоже, про Инессу даже заикаться не стоит — только нервы тратить. Поэтому не стала продолжать разговор, а занялась делом.

Тучи набежали как-то совершенно неожиданно. Ни прогноз погоды на неделю, ни народные приметы не предвещали ненастья. Папа подкапнул сразу ряд картофельных кустов и отошёл покурить ближе к дому. А я осталась собирать обильный урожай — в этом году он выдался особенно богатым.

Меня даже не остановил поднявшийся ветер и перекрывшая солнечный свет тёмно-фиолетовая туча. Осталось-то совсем немного, да и дождя ведь нет, чего бояться?

Вот сейчас соберу до конца, а потом передохну, — думала я, не ведая, что меня ждет уже через минуту.

То, что сверкает перед глазами именно молния, сообразила не сразу. А потом она просто прошила меня насквозь, оставив едва живую и без сознания.

Первая и главная странность данного явления была в том, что никто из семьи ничего не видел, ни как именно я упала в обморок, ни электрических разрядов вблизи их дома. Больше того — никто даже не заметил, что погода испортилась. А когда я пришла в себя, солнышко уже, как и прежде, светило в небе, на котором не виднелось ни облачка.

Я бы и сама подумала, что мне всё приснилось, но сбитый сердечный ритм, обгоревшая серебряная цепочка, оставившая на шее ожог, да подпалившиеся, расплавленные резиновые шлепки подтверждали, что со мной действительно произошло нечто невероятное.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Объяснений случившемуся никаких не было, поэтому Инесса, как и ее матушка, а вслед за ними и мой бесхребетный батюшка сделали вид, что мне приснился страшный сон, наплевав на улики. Ну да, это ведь нужно разбираться, что-то делать, выяснять… А кому оно надо? Проще проигнорировать и продолжить самое важное на данный момент — сбор урожая.

Как вы понимаете, женщины активно пытались делать вид, что мои хитрости на них не действуют и старательно отправляли в огород. Но папа, едва ли не впервые в жизни, проявил характер и не позволил меня добить.

Он хоть и тоже не собирался заниматься расследованием, но в то, что у меня проблемы со здоровьем поверил. Зашкаливающий неровный пульс напугал его не на шутку. Да и ожог сам по себе возникнуть не мог, даже на солнце, как уверяла баба Клава.

Он отправил меня в дом отдыхать и даже собственноручно смочил полотенце, приложив к горящей шее.

— Ты чересчур резво подошла к вопросу, отдохни, переутомилась.

Ага-ага, от переутомления я, конечно же, могла бы потерять сознание, даже легко мог возникнуть приступ стенокардии или брадикардии, не знаю, как точно оно называется. Однако ожог невозможно объяснить столь просто и глупо. Но кроме меня оно никому оказалось не нужно.

В воскресенье мое состояние не улучшилось, чем я невероятно рассердила мачеху — выходные насмарку. Ей самой пришлось натянуть костюм и пойти помогать мужу, да и Миланку не отпустили. Сестра, естественно, обозлилась на меня, но, поверьте, в тот день мне было совершенно наплевать…

А в понедельник пришлось тащиться вместо занятий в институте в студенческую поликлинику. Мне категорически не нравилось мое состояние.

Фельдшер на приеме смотрела на меня как на диковинку, абсолютно не понимая, почему я до сих пор не в больнице. Она-то не сомневалась в моем рассказе. Выписала направление и велела немедленно ложиться в стационар. Ее прибор ЭКГ не обещал ничего хорошего.

В больнице к моим показаниям отнеслись с недоверием, но все же уложили. Уж больно неровное было сердцебиение и плачевная кардиограмма.

Однако мало кто поверил в удар молнии. Мол, такого не может быть. Красная полоса вокруг шеи тоже никого не убедила. Симптоматика не совсем соответствующая. Да, сердечная аритмия, но при таком прямом ударе, как я описала, меня вообще здесь не должно было быть. А следовательно — я говорю неправду. Логика, да?

Я лишь разводила руками — других-то объяснений у меня и у самой не было. В ответ медики, как и мое семейство, сделали вид, что ничего про молнию не слышали, и просто лечили больное сердце.

При выписке лечащий врач дала направление к психотерапевту, но я не спешила им пользоваться. Лишь когда мое душевное состояние стало критическим, вспомнила о нем и побежала без раздумий, нужно было решать проблему поскорее, пока не произошло непоправимого.

Но, как видно, поздно спохватилась…

Что же все-таки привело меня не просто к психологу, а именно к врачу-психотерапевту?

Сны.

С той самой первой ночи после удара атипичной молнией с моими сновидениями что-то произошло.

Начиналось все в легкой форме, но уже к октябрю усугубилось в разы. Но я не била тревогу до последнего.

В первую и несколько последующих ночей мой сон начинался привычно, а затем внезапно прерывался яркой электрической вспышкой и менял свой характер. Чуть позже вспышки исчезли.