Гринвуд - Макс Корбин

В животе Лиама запорхали бабочки. Верный признак жуткой головной боли, что приходит, если долго не принимать лекарства. Боль бывала настолько сильной и резкой, что Лиам мог прийти в себя на земле в неизвестном месте, не помня о том, что делал и почему здесь оказался. Вот уже три года он прятал недуг от всей академии. Нередко при помощи Волчонка.

– К черту! – рыкнул Лиам и постарался посильнее разозлиться. Иногда злость помогала прогнать боль. А вот Волчонок записал последнюю фразу на счет ведьмы.

Пристав подвел девушку к высокому каменному столбу и со сноровкой привычного человека в несколько движений опутал цепями. Девушка, почувствовав неладное, дернулась было бежать, но пристав опередил. Схватив за шкирку, швырнул пленницу на грубый деревянный помост около столба. Свободной рукой закрепил цепи высоко на стальном крюке и сделал два шага назад. Посмотрев, как девушка извивается, пытаясь освободиться, он одобрительно кивнул.

Теперь в дело вступил местный завхоз мистер Донован – человек грубый, недалекий, любящий человеческие страдания так же сильно, как и картофельный самогон. Донован расплескал на помост полбанки керосина, подумал, плеснул еще и на платье девушки. Остатками обрызгал сложенные вокруг помоста вязанки хвороста. Нужно, чтобы сразу занялся сильный огонь, иначе толстые поленья под помостом не разгорятся, а Донован не хотел опростоволоситься.

– Готово, сэр, – обратился он к генералу.

– Поджигай, – разрешил тот и приготовил надушенный моднейшим парфюмом платочек.

Прежде чем зажечь костер, Донован ударил-таки лицом в грязь. Так хотел, чтобы все прошло идеально, но сломал три спички и только с четвертого раза поджег хворост. Дальше пошло правильно. Огонь разгорелся мгновенно и с такой силой, что представление закончилось уже через двадцать минут. Вопреки всеобщим ожиданиям девушка не кричала. Жар и боль убили ее быстрее, чем перегорели завязки кляпа. Получилось слишком тихо и буднично. Даже костер не трещал – едва взвившись, пламя загудело. Завхоз использовал самые сухие и быстрогорящие дрова, щедро пересыпав их древесным углем. Пламя взвилось гораздо выше старых каштанов, что окружали плац, поэтому курсанты так и не почувствовали пресловутого запаха горелой плоти, да и генерал зря доставал платок. Дыма почти не было, а тот, что был, ушел в небеса.

Когда от дерева остались только угли, а самые длинные языки пламени едва доставали до раскаленного стального крюка, Брик кивнул горнисту, чтобы трубил отбой. Курсанты начали расходиться, только Волчонок завороженно смотрел на горящие останки, болтающиеся на оранжевых от жара цепях.

– С тем же успехом можно было пустить пулю в лоб, – печально произнес он.

– Не могу с тобой не согласиться. Ведьмы и колдуны, что правили старой империей, несомненно, заслужили костер, эта вряд ли успела натворить столько же. Джон, как бы печально все ни выглядело, скорбеть по ведьме – все равно что скорбеть по вампиру или оборотню. – Боль миновала, но поднятая из глубин злость еще бушевала.

– Лиам, ты урод.

– Урод успеет на вечерний дилижанс. А мистер больная совесть…

– У тебя ее вообще нет.

– Есть. Ты моя совесть, Волчонок. Не поспешишь, бессовестно оставлю на растерзание Ратлеру. – Дружески хлопнув Джона по плечу, Лиам направился в общежитие за дорожным саквояжем Волчонка и своим вещмешком. Никакие мелочи вроде сожжения ведьмы больше не могли задержать его в академии ни на секунду. Со звуком горна пришли летние каникулы, а их Лиам собирался провести дома: поближе к лесам и рекам, подальше от заносчивых курсантов и нудных преподавателей. Тем более что Волчонок жестоко унизил Ратлера на последнем уроке фехтования. О прощении речи не шло. Об этом говорила ноющая после вчерашней стычки скула. Спас наставник, но Ратлер как сын высокопоставленного чиновника получил лишь устное порицание, и Гринвуд очень надеялся отложить все неприятности, связанные с местью, на следующий учебный год.

Ночь оказалась довольно прохладной, но дождя не ожидалось – на небе ни тучки. В противном случае ребята пожалели бы о сэкономленных деньгах, но сейчас, разлегшись на крыше дилижанса, единственные пассажиры эконом-класса чувствовали себя гораздо лучше, чем набитые как сельди в бочке пассажиры в карете под ними.

Звезды яркой россыпью освещали небо. Луна с месяцем шли на убыль и превратились в тонкие серпы. Будто два огромных прищуренных глаза неведомого чудища с известной ленцой наблюдали за потенциальной добычей. Чудовище нынче насытилось и не собиралось срываться в погоню. Оно просто напоминало дичи, что не стоит наглеть, как и терять уважение к естественному порядку вещей.

– Такая же ночь была, когда де Арле встретил Графа-бродягу. – Вспомнил Лиам описание из одной книги.

– Как человек, столь люто ненавидящий магию, может любить запрещенную литературу?

– Брось, Волчонок, я люблю литературу, а не запрещенную литературу.

– Назови любимого героя, – потребовал Волчонок.

– Тибо де Арле, – нехотя признал Лиам.

– Хотя вся академия знает, что нужно говорить: Джек Майнер – свободный ведьмолов.

– В задницу Майнера, он тупой!

– Тише… – прошипел Джон. – Не дай бог, услышит кучер или кто-то из пассажиров.

– Извини, скажем, что говорили об артиллеристе со второго курса, – исправился Лиам.

– О том, что мел жрал?

– О нем самом.

– Так почему Майнер тупой?

– Он весь такой честный, белый и пушистый, что аж тошно, – намного тише продолжил Лиам. – При этом крошит могучих ведьмаков направо и налево. А самое главное, что конкретно ему маги не сделали ровным счетом ничего. Он, видите ли, руководствуется высокими моральными мотивами.

– Все еще не понимаю, – покачал головой Волчонок.

– Где ты видел шахтера-трезвенника, руководствующегося высокими мотивами?

– Согласен. Здесь мистер Томпсон допустил оплошность.

– Издеваешься? Майнер отдает последние гроши сиротам, а потом покупает тарелку отрубей в таверне – это оплошность. А «Святой поход Джека Майнера» – сплошное недоразумение.

– Зато образами колдунов ты должен быть доволен.

– Господи, Волчонок, меня от них тошнит. Они настолько же плохие, насколько Джек хороший. Кроме того, тупые до крика. И это аристократы, что с пеленок учились разным наукам!

– Удивил, – признал Волчонок, но Лиам не слушал.

– Туссейнт – вот настоящий антигерой. Умен, коварен и, заметь, далеко не трус. Как ловко он сблизился с Тибо, чтобы добраться до наставника! А сам де Арле? В стремлении отомстить готов не просто убивать, а наслаждаться муками врагов. И так до тех пор, пока не убил невиновную девушку.

– В этом отношении Майнер намного симпатичней.

– Майнер тоже наслаждается болью жертв, – возразил Лиам.