320 Дней на Лезвии - Евгений Майский

такой я даже в подмётки не гожусь. Она всегда была одарена мужским вниманием, но никому не давала взаимности, так что являлась неприступной крепостью для всех парней нашего округа. Так она и прошла за мной. А как я не заметил её? Я и сам со смехом часто вспоминаю эту историю. Я предпочитал идти, опустив голову вниз и не оборачиваясь, а также на полную громкость включать музыку, и шёл я довольно быстро, всегда необоснованно торопился, так она и не могла не догнать меня, не окликнуть. Вот и решила то было просто пройтись за мной, а там уже — дело второстепенное. Моему удивлению не было предела, но довольно быстро сделал вид, что ничуть не удивлён, и нейтрален к этому, в то время, когда в голове было невероятное множество разного рода теорий произошедшего. Она тоже была немного удивлена, но быстро попыталась объясниться. Я с ожиданием выслушал её, и так мы и продолжили общаться.

Говорили о разном, о жизни, о небе, пейзаже, который открывался с “Лилии”, и обо всём, о чём только наши подростковые умы могли подумать. Оказалось, она была художницей, и тоже начинающим писателем. Из меня был художник тот же, что и из неё писатель — никудышный, так что у нас было общее желание — развиться в новом и нам нравившемся направлении. Я очень хотел научиться красиво рисовать, ведь всегда восхищался художниками, рисующими разного рода картины о природе, а она невероятно любила читать о романтических приключениях глуповатых героев, и желала сама научиться так же писать. Так мы и встречались на холме, где до того момента многие годы бывал лишь я. Она сидела и рисовала, время от времени показывая мне, что сделала, а я, воодушевляясь моментом, писал стихи. Именно с ней я познал такую письменность, до этого я создавал лишь повести, и изредка эссе. Можно подумать, что стихи я писал о ней, и иногда вы и будете правы, ведь бывало и такое, но обычно ничего о ней не делал, и всё хранил в себе. И писал лишь тогда, когда она делала мой портрет, хотя по моей просьбе без лица, а также на фоне пейзажа с “Лилии”. Каждый день мы с ней сидели, и час от часу всё больше и больше переходили не к творчеству, а друг к другу. Я не придавал этому особому значения, и она это воспринимала как бытовое, но с каждым днём я всё больше переставал понимать свои чувства. Неужели я снова влюбился? Сразу после того, как отошёл от прошлого, да, может и прошло пару лет, но своим чувствам я никогда владыкой не был. Я нередко переставал слушать то, о чём она говорит, и молча любовался ей красотой, особенно когда она рисует. Её лицо в этот момент свыше всех красот. Но и она не была глупой, и замечала то, что в суть диалога я даже не вникал, и просто тихо любовался. Я даже не скрывал того. А после того, как налюбуюсь, как ужаленный начинал писать, лист за листом, и меня бывало приходилось по 2 раза окликать, чтобы я спустился с небес на землю. А когда я сам отвлекался по какой-то причине, бывало и сам замечал, как она смотрит на меня, и как только замечает, что я отвлёкся, сразу смущённо прячет глаза. И наша обыденная близость, уже стала настолько родной, что происходит сама по себе. Но и время от времени заходила слишком далеко, и мы не скрывали своих чувств. В лесу тихо и свежо, так что никто нам и помешать не мог. И так прошло лето, наконец-то растаял снег, и после непродолжительной осени началась зима. Холодная, и не щадящая. Но теперь зимой я часто оставался у Маши, ведь её родители очень часто уезжали, бывало и по неделе там сидим. Моим родителям не было до меня дела, я был и оставался паршивой овцой в семье, и поддерживал контакт лишь с бабушкой, но и то не часто. Поэтому, единственный человек, с которым я проводил время и общался — Маша. У меня не было ни друзей, ни знакомых, кроме неё. Мы часто уходили на чердак, где тоже была комната, небольшая, но со своей атмосферой, и окно. Там я чувствовал себя в большем уюте, особенно вместе с ней, ведь узкие и тёмные помещения всегда были моим домом. Мы не признавались друг другу к том, что чувствуем, но прекрасно это понимали, и понимали настолько, что даже не нуждались ни в каких словах. Так мы и проводили свои юношеские годы. И вот нам настало 18.

Глава 3: Побег.

После 18, мне, что было довольно ожидаемо, сразу пришла повестка, а я из своих соображений наотрез отказывался от армии. В это же время родители Марии собирались отправить в её столицу, для учёбы. И мы сошлись на одном — побег. Благодаря тому что мы оба практически не появлялись на фотографиях, и не делали никаких документов кроме тех, которые обязательно нужно иметь, мы быстро смогли замести следы. Мы забрали всё то, что нам было нужно, и среди них было много моего творчества, но и большую часть я оставил в тайнике под полом дома, и ещё небольшую, всё то, которое было связано с моей возлюбленной, в сундучке, закопанном на “Лилии”, в которой я уже и не думал побывать. Так мы и отправились странствовать по стране.

Нашим первым городом был Красноярск. Потому что он был нам ближе всего. Мы пробыли там около 3 дней, но самое интересное было именно в дороге. В плацкарте нас подселили к какому-то мужичку, лет, может, 35. Мы быстро разговорились. Как оказалось, он тоже был странником, покинувшим родной дом в поисках своего счастья. Он угостил нас своими сладостями, которые забрал с собой с родины, а его родина — Абакан. Что же касалось места откуда мы едем, то без раздумий мы отвечали, что из Лесов Сибири. Мужичок лишь усмехнулся, а после улыбнулся, дав нам напутствие на весь путь:” Уж если орлята свой дом покидают, так и не возвращаются, и лишь счастья им в путь, да здоровья. И, как говорил было великий человек, будьте здоровы, живите богато.”. После он вышел из вагона, и более мы его не видели. А в самом городе мы в основном шлялись и искали работу, ненадолго, лишь бы на покушать было. Так вот и