С мороза - Авдотья Смирнова

Потом будет подвиг. А сначала немного малодушия, легкая истерика. Это будет по-человечески, просто и убедительно, без показной святости. Итак, начнем.

Прощай, милая Сара Манзани, визажист фильма «Эвита»! Ты принесла в наши семьи нелегкий вопрос: чему никогда не помешает дополнительный объем? Ты утверждала, что ресницам. Позволь-ка, голубушка, с тобой не согласиться. Дополнительный объем не помешает квартире. Поэтому иди-ка ты, Сара, туда, откуда пришла. Впрочем, не расстраивайся – мы будем вспоминать тебя.

Зачем, зачем Людмила Кузоватова, мать семерых детей, так высокомерно отказывалась от двух пачек обычного порошка и выбирала «Тайд»? Ведь две пачки обычного порошка – это огромное богатство, о котором скоро мы все будем мечтать, а «Тайд» – это сон, эфемерность, иллюзия.

Прощай, умытая Россия! Не будет тебе больше ни мыла «Сейфгард», ни шампуня имени Джонсонов, ни средства от прыщей. Здравствуй, баня раз в неделю!

Омоем слезами свои пластиковые карты, эти маленькие прямоугольные кусочки счастья! Их выпуклые буковки и циферки мы не раз еще будем ласково трогать своими морщинистыми руками, рассказывая внукам о баснословном времени банкоматов, странных урчащих машинок, выдававших деньги всем желающим.

Прощайте, Болгария, Турция, Тунис и Египет! Гуд бай, Америка, о! Не зря мы, как безумные, фотографировались под каждой пальмой. Приветствуем вас, предсмертная морошка, трепещущий ольшаник, клен и рябина, ясень и тополь, дубы-колдуны.

Дорогие прокладки с крылышками! Мы ненавидели вас всей страной, как немецко-фашистских захватчиков. И наконец враг бежит! Вата и тряпки – вот наш удел.

Йогурт. Как тяжело расставаться с тобой. Густой и полезный, нежный, как мамины руки, наша любовь к тебе была преданной и благодарной. Но – дан приказ тебе на запад, нам же – в другую сторону.

Пейджеры и радиотелефоны, роскошь человеческого общения! Вы делали мир таким маленьким, а друзей такими близкими. Благотворное одиночество, длинные тоскливые письма, очередь на переговорном пункте, телеграммы без предлогов – это наше навсегда. Прощайте, мартини и кампари. Агдам, друзья мои, агдам.

А что будет с недостроенными московскими бизнес-центрами? Зеркальные стекла, башенки и арочки, шедевры турецких строителей, ковролин и мрамор – идеальное пространство для будущего Дома культуры. На 28-м этаже – макраме, на 19-м – бальные танцы.

Брокеры! Займитесь вязкой собак. Это живое, хорошее дело, на него всегда есть спрос.

Менеджеры! Освойте чеканку. Это красиво, и это будут покупать. Ресторанные критики! Возвращайтесь к преподавательской работе.

Бухгалтеры! Зачем вас так много? Вяжите крючком.

Рекламные агенты! Проснитесь и пойте.

Журналисты! Умрите с миром.

Евреи! Убирайтесь в свой Израиль. Нам, к сожалению, убраться некуда.

Депутаты! Спасибо вам за все.

Товарищи! Экономика должна быть экономной.

«Московские новости», 22.09.1998

В детстве у меня была черепаха, лицом поразительно похожая на Л. И. Брежнева. Бабушка с дедушкой подарили мне ее, потому что я хотела собаку. Черепаха была совершенно тупым безрадостным животным, которое все время заползало под диван и там гадило. Я ее ненавидела, но горевала, когда она умерла.

Став взрослой, я поняла всю глубину педагогического замысла бабушки и дедушки. Своим подарком они впервые дали мне знать, что в жизни мы не всегда получаем то, что хотим. Черепаха вместо собаки – это был урок стойкости и смирения перед неожиданностями и разочарованиями. Благодаря черепахе известие о финансовом кризисе я восприняла со стоицизмом, давно вошедшим в привычку.

И вообще я вдруг осознала, что финансовый кризис – это же прекрасно! С точки зрения педагогики – это огромная находка. Финансовый кризис привносит совершенно новые стимулы в отношения родителей и детей, в сам воспитательный процесс. А ведь на период финансового кризиса у нас просто нет более важных целей, чем правильно воспитывать детей. У нас, собственно, кроме детей, вообще теперь ничего нет. И Правительство Российской Федерации, Государственная дума, Ассоциация российских банков и Отец Всех Народов товарищ Сорос поступили совершенно разумно, подарив нам такую волшебную возможность – целиком и полностью посвятить себя формированию верных жизненных представлений у детей, нашего будущего. А то мы вдруг занялись какой-то, прости господи, ерундой – какие-то там вклады у нас появились, карточки, счета. Суета сует. Мы выросли и забыли своих детей. А мудрое руководство вдруг бац! – и напомнило нам о них.

Вот, например, дня три назад я наблюдала такую сцену. У меня в соседней квартире слева живет очень милая семья Фроловых. Фролов-отец работает строителем, Фролова-мать – бухгалтером в аптеке, а их сын Виталик учится в школе, ему двенадцать лет. У нас с этими Фроловыми общий балкон, поэтому все слышно. И вот слышу я, как Виталик говорит отцу:

– Пап, – говорит, – дай денег.

– Чего? – спрашивает отец.

– Денег, говорю, дай. Мы со Славкой в «Макдоналдс» пойдем.

– Чего?

– Пожалуйста!

Тут вмешивается Фролова-мать:

– Нечего вам туда идти. Я котлет навертела, можешь и дома поесть. Там котлета – и тут котлета. Только деньги тратить.

– Ну мам, пап, ну мы ж договорились со Славкой, ну дайте десять рублей!

– Чего?! – говорит отец.

– Славка твой пусть куда хочет, туда и идет, – это опять мать, – а ты будешь клянчить, вообще к тете Лене в Новгород отправлю. В доме ни копейки, а он в «Макдоналдс»! Барин какой! В стране вон черт-те что творится, кризис, а ему десять рублей!

– Ну мам, ну у вас же всегда кризис.

– А ты чего хотел? Ты где живешь? В Америке? – вопит мать. – Скоро ваши «Макдоналдсы» вообще позакрывают, будешь знать.

– Это почему? – спрашивает Виталик.

– А потому. Не нужны они. Жили вон без них и еще проживем. Слава богу, огород есть, с голоду не помрем.

– Я тогда в Америку уеду, раз «Макдоналдсы» закроют, – мрачно говорит ребенок.

– Чего?!! – ревет отец.

Слышатся глухие удары. Виталика Фролова учат любить Родину. Какой бы она ни была.

А вчера утром еду я в лифте. На одиннадцатом этаже входит в лифт семья. Я с ними лично не знакома, но знаю, что родители – какие-то менеджеры. Примерно среднего звена. И вот мама-менеджер говорит своей дочери лет десяти:

– Я же тебе сказала, ни в Грецию, ни в Испанию.

– А в Тунис?

– Господи, Настя, пойми ты, наконец, не можем мы сейчас ехать, денег нет.

– Что, совсем нет? Ты же говорила, что есть. – Девочка собирается плакать.