Украденные ночи - Виктория Холт

— Мой отец.

— О да, это уж точно, ваш отец, — неприязненно покосилась на меня Мег. — Еще и не первой молодости. Вдовец. Уму непостижимо!

— Ты видела его, Мег? Ты видела моего отца?

— Дважды. Один раз у служебного входа и еще раз у нее в гримерке. У нее была целая свита поклонников. И я никак не могла подумать, что она выберет именно этого. Но она так решила, и переубедить ее было невозможно. Вы же ее знаете. «Я так хочу», и все тут. Закусила удила и понесла, сама не зная куда.

— Наверное, он был очень красивый, раз она выбрала его, а не какого-нибудь герцога.

— Я этого до сих пор не могу понять. Да она ведь и сама очень быстро поняла свою ошибку. Но она говорит: «Я ни о чем не жалею. В конце концов, теперь у меня есть малышка Сиддонс».

Я часто просила Мег рассказать мне эту историю только ради того, чтобы услышать эту последнюю реплику.

Кроме Мег с нами жила ее сестра Джанет. Если бы не Мег, она давным-давно бы от нас сбежала. Она была угрюмой, но очень расторопной, хотя все у нас ей не нравилось, и она беспрестанно твердила о том, что привыкла прислуживать в больших домах, где хозяева пользовались услугами дворецкого, а также множества лакеев и горничных, уже не говоря о собственном экипаже. Она также утверждала, что когда-нибудь они с Мег переедут жить к своей третьей сестре, Этель, которая жила в селе, держала кур и торговала свежими яйцами, овощами и фруктами. Этель хотела открыть постоялый двор, но для этого ей требовалась помощь сестер.

— Джанет уже давно сбежала бы, — поясняла Мег, — но я не могу оставить миледи, а Джанет не может оставить меня. Вот так и живем.

Вот так мы и жили вчетвером — мы с мамой и Мег с Джанет. Был еще дядя Эверард, но он с нами не жил, а только время от времени ночевал. Они с мамой очень любили друг друга.

— Им бы пожениться, — комментировала Мег. — Так бы они и сделали, если бы не он и не она.

Она подразумевала моего отца, все еще женатого на маме, и жену Эверарда, на которой он тоже все еще был женат. Эти две туманные фигуры не позволяли нам вести образ жизни, заслуживающий одобрения Джанет. Мег демонстрировала большую широту взглядов.

— Это ведь сама Айрини Раштон, — говорила она. — В театре все иначе. Общаясь с артистами, начинаешь их понимать.

Мама не хотела отсылать меня в школу, потому что тогда ее уже не ожидала бы дома малышка Сиддонс. Но поскольку я должна была получить образование, у нас был еще один член семьи. Это выпускник Оксфорда по имени Тоби Мэндер. Если бы у него была хоть капля таланта, он непременно стал бы актером.

— Один из многих, — говорила о нем мама. — Милая моя малышка Сиддонс, имя им — легион. Они страстно влюблены театр, но, к несчастью, угодили в бригаду «Почти». Они почти могут играть. Им почти удаются тексты пьес. Они почти становятся постановщиками…

Тоби был одним из этой бригады, и он был влюблен в маму.

— Это такое же распространенное заболевание, как корь, — комментировала Мег. — Они подходят слишком близко и тут же ее подхватывают. А от вашей мамы особенно легко заразиться.

— Мне кажется, в театре это заболевание носит эндемический характер, — заявила я. Я, в свою очередь, страдала страстью К длинным словам и постоянно читала словарь, выискивая все новые и испытывая их на окружающих. — Как бери-бери в Африке, — добавила я.

— Ох уж эти ваши длинные слова, — фыркнула Мег. — Не знаю, откуда вы их только берете. Во всяком случае, не от своей мамочки.

Это звучало как упрек. Все, что было унаследовано не от мамы, не имело права на существование.

Итак, Тоби, или иначе, Тобиас Мэндер, преданный раб моей мамы. Она устроила ему пару немых ролей, и он не знал, как выразить ей свою благодарность. Именно поэтому он и проводил каждое утро, занимаясь с ее дочерью. Я была способной ученицей, и наши занятия доставляли мне немало удовольствия. Мы с ним играли в заговорщиков, целью которых было преподносить моей маме сюрпризы. Хотя нам следовало понимать, что в ее глазах мои академические успехи ничего не значат. Она умела поддержать разговор с представителями самых высших кругов лондонского общества, но образованным человеком назвать ее было сложно. На самом деле она надеялась, что Тоби поможет мне стать похожей на нее. Ее очень заботило мое будущее. Иногда мне даже казалось, что я могу соперничать за ее любовь с Эверардом.

Так я и жила в уютном мирке, созданном для меня Тоби Мэндером, Мег Марлоу и неутомимой Джанет и озаряемом сиянием, исходящим от мамы.

Моим любимым занятием был сбор информации, в основном выуживаемой из Мег. Мое прошлое представлялось мне огромной головоломкой, которую я во что бы то ни стало должна была собрать. Еще в моей жизни был добрый, но невнимательный дядя Эверард, занимавший какую-то важную должность в каком-то доме. Со временем я узнала, что речь идет о парламенте. Из верхнего окна чердака я видела циферблат Биг-Бена. Зажженный над часами фонарь указывал на то, что парламент заседает, а это, в свою очередь, означало занятость дяди Эверарда. У него был небольшой дом в Вестминстере и загородное поместье. Он часто приносил мне коробки шоколадных конфет, перевязанные разноцветными лентами. Собственно, эти ленты мне и доставались, потому что конфеты немедленно конфисковывались как вредный для зубов продукт.

Мне было лет восемь, когда я осознала существование заговора, имеющего целью превратить меня в подобие моей мамы. Она тщательно заботилась о моих зубах, заставляя меня съедать перед сном ломтик яблока. Затем на них и вовсе надели пластинки, поскольку дантисту показалось, что мои передние зубы рискуют выехать вперед, сделав меня похожей на кролика.

— Нет, этого нам не надо, — смеялась мама.

На некоторое время я из малышки Сиддонс превратилась в Маленького Кролика, или просто в Банни. Мама обожала давать людям прозвища, а я ненавидела пластины. Мои волосы тоже представляли изрядную проблему.

— Прямые, как солома, — ворчала Мег.

Волосы мамы волнами ниспадали ей на спину и были такими длинными, что она могла на них сидеть. Зрелище моих прямых волос ее оскорбляло, и она заставляла Мег каждый вечер перед сном накручивать их на тряпочки. Тряпочки держались плохо. Кроме того, они мне очень мешали, и ночью я принималась вытаскивать их из волос. Поутру я представляла собой странное зрелище, поскольку часть моих волос оставалась прямой, а остальные были кудрявыми.

— Красавицей тебе не быть, — сокрушалась Мег, на что я отвечала, что если красота означает еженощные мучения на ворохе тряпок, то уж лучше я буду дурнушкой.

Я вообще любила поспорить. К этому меня приучил Тоби. Он свято верил в необходимость тренировки ума и часто затевал дискуссии, в ходе которых мы должны были отстаивать позицию, противоположную нашей собственной. Он учил меня тому, что в мире не существует черных или белых цветов, а все построено на полутонах. Поскольку у любого явления существует множество сторон, то следует научиться находить плюсы даже в том, с чем ты категорически не согласен.