Южные помидоры. Рассказы о доме с синей дверью и черешневом компоте - Олеся Куприн

Дома всегда было особенно вкусно, а на бабушкиной кухне каждому находилось место.

* * *

— Жарища такая, что все помидоры попеклись, а кабаки растут, им ничего, не жарко. Захватили весь огород, картошку посадить негде!

Никакие тыквы в бабушкином огороде не росли, оттого их не собирали, не готовили супов, не жарили и не пекли. На самом деле южная земля выращивала кабаки — именно так Ба называла тыквы. Тяжелые, с толстой коркой и широкими листьями, цвет их менялся от светло-зеленого до насыщенно-ржавого, а соседями неизменно становились уже знакомые синенькие и буряк.

Кабаки зрели и сохраняли пятна на тех местах, где касались земли, иногда росли, избегая привычной формы, и обязательно зимовали в кладовой. Вечерами, особенно крепкими на морозы, варилась «кабашная» каша и пеклись яблоки.

Прилегающая к дому веранда была перевалочным пунктом между осенью и зимой и до первых холодов хранила в своих стенах плоды, не согласные менять свой линялый цвет ни на какой другой.

Бабушка, особенно недовольная тем, что помидоры не уродились, картошку поел жук, а плодовые деревья обморозились еще в начале весны, никогда не жаловалась на кабаки. Занявшие почти весь огород и часть сада тыквы, которые так никто не называл, росли самостоятельно, без постороннего присмотра, повинуясь одной лишь стихии.

* * *

— Я тесто на пирожки поставила, жерделю на базаре взяла. Там у соседей нападало, лежит, никто не собирает, мне тожа така не нужна, я на привозе купила. Хотела с абрикосами делать, но ее мороз весной побил, не уродилась.

Я никак не могу представить себе учебник ботаники, на страницах которого соседствуют айва, пастернак и жерделя. Но потом бабушка приносит большую эмалированную чашку ярко-оранжевых плодов, так похожих на персики, и все вопросы остаются где-то по ту сторону сада. Пусть и никто от расстояния вытянутой руки до бесконечного количества километров вокруг не называл мягкие пушистые плоды с мелкой косточкой иначе.

Жерделя — это небольшие дикие абрикосы, я не буду знать этого очень долго, потому что в пирожках, пересыпанные сахаром, они намного вкуснее, чем в скучных садовых энциклопедиях.

* * *

— Доча, что ты мне показываешь, принеси очки, я ничего не бачу! Бабушка уже старенькая, чуешь, что говорю?! Там они, на трюмо лежат, у телевизера.

Бачу и чую значило «вижу и слышу», «зипуном» бабушка называла зимой шубу, а осенью теплую кофту — обе служили для того, чтобы надевать их, выходя во двор. Были между нами истории про «вовка»: когда мама была маленькой, соседкин мальчик дразнил ее, выкрикивая, что «уши у нее большие, как у серого вовка!», были и рассказы про загадочных птиц «Худутутов», размером с сегодняшних городских голубей, было много разных диковинных слов, и только «люблю и помню» всегда звучали одинаково.

Я помню тебя и люблю, Ба, снова и навсегда.

Три женщины родились мартом, июлем и сентябрем. Жили под одной крышей, любили друг друга, ссорились, но неизменно находили прощение еще до обеда. Ни в чем между собой не похожие, забывшие про отличия и объединенные одной историей, три поколения моей семьи — я, моя мама и бабушка.

Летом мы несли повинность у мясорубки, прикрученной к круглому деревянному столу, проворачивали через ее нутро помидоры. Осенью срезали виноград и жгли костры, зиму не ждали и не надеялись на ее приход. Немного боялись весны, с ее южными ветрами и несомненными переменами.

По особым случаям пекли вафли. Сворачивали в трубочки тонкие хрустящие листы, а вечерами разогревали кофе и под глухое ворчание телевизора вели неспешные разговоры.

Можно я еще немного вам о нас расскажу?

Мама

Мама громко смеется. У нее звонкий, чеканящий поздравления стихами, голос пионервожатой. Если бы ей дали отряд, она могла бы им руководить. Отправляла бы людей с утренней зарядки на завтрак и дальше сразу на обед, лучше без перерывов, потому что регулярное питание — это залог приемлемого размера щек в частности и всего достоинства целиком.

У мамы аккуратная подвижная голова, как у редкой птички, и взгляд, который всегда чем-то заинтересован. Лучше не попадаться ей на глаза, если вы не успели запомнить, что сегодня ели, потому что, очевидно, снова доводите себя диетами до изнеможения, что и «память уже не работает».

Мама смешно растопыривает пальцы и вытягивает вперед руки, чтобы посмотреть, каким получился новый маникюр. Щурится, но не носит очки, иногда примеряет бабушкины, «просто из интереса».

У мамы крошечный 36-й размер ноги. И она переживает за мое будущее с тринадцати лет, когда «нога пошла в отца» и выросла до 40-го. Однажды, чтобы не очень расстраивать маму, мы с ногами на всякий случай перестали расти, так и оставшись на полпути между родителями.

Мама никогда не мельчит: салаты режет крупно, с соседями разговаривает наотмашь, меня любит невыносимо (но только если я убираю волосы с лица и «вот так вот хорошо закалываю, чтобы лоб было видно»).

Мама всегда хвалит мои ключицы, даже в те периоды, когда я питаюсь усерднее положенного и тонкие косточки у плечей перестают быть видны. При встрече, особенно после долгой разлуки, она меня долго ощупывает на предмет изменений, проверяет родинки на лице, придирчиво осматривает волосы и почти всегда остается недовольна увиденным — не подводит один только нос, он хранит маме верность и всегда остается тем же, каким она его запомнила в прошлый раз.

Мама, и это у меня от нее, всей еде в мире предпочитает шоколадные конфеты, можно, конечно, и торт, но вы сами понимаете, что особенно хорошо, если все вместе.

Мама густо красит брови, любит помаду цвета молодой моркови и тени, которые подчеркивают ее светлые глаза. Она хорошо печет бисквиты, любит семейные праздники и красивые платья, но так редко наряжается без повода.

У мамы неприлично тонкая талия, уже взрослой я примеряю ее юбки и сарафаны, те, что сохранились со времен, когда меня еще не было, — ничего из них на мне не застегивается, но я стремлюсь.

Мама любит историю и литературу, громко плачет, закрывая полотенце лицом, когда читает мои рассказы. Часто спорит с бабушкой — как правило, все их споры о доме и обо мне.

Бабушка

— У меня за тебя душа болит. Ты поела?

Бабушка сильнее мамы переживает о моем рационе. Сама, оставаясь прохладна к сладкому, уважает только хрупкую стеклянную карамель. Иногда покупает засахаренный мармелад, в прозрачных кульках, и хранит его на дверце холодильника, рядом с сиропами и другими лекарствами. Мармелад, как и «барбарыски», сладостями не считаются, потому что они «кыслинки».