Диктофон, фата и два кольца - Елена Ларина

— Вась, надо, наверное, позвонить девчонкам, предупредить.

И полезла за телефоном. Но Василиса уже набирала номер на своем мобильном.

— Мэри? Тут засада полная! Мы с Белкой только что, представляешь, «поцеловались»…

Снег постепенно стал переходить в настоящую зимнюю метель, грозящую оставить нас надолго в плену у Деда Мороза. Лобовое стекло залепило, мы сидели и говорили.

Страховщик приехал на удивление быстро — то ли Василиса выгодный клиент (это называется страховка «каско»), то ли машин на дорогах мало, все уже празднуют. Сфотографировав наши бедные машинки и записав что-то в блокнот, он откланялся и умчался, заверив Василису, «что все будет в полном порядке — но после того, как кончатся праздники».

Я села за руль, и мы потихоньку тронулись. Запах немного выветрился. Василиса специально ехала за мной — «если что, ты встаешь, и я беру тебя на буксир», — но до этого не дошло.

Особняк Евы оказался совсем недалеко. Мы выбрались из своих машин и, прихватив свертки и подарки, бросились к дому.

В доме тепло и уютно. Горели свечи, раздавался веселый перезвон бокалов с шампанским, Ева в легком красивом платье выскочила к нам. Мы обнялись так, будто всю жизнь ждали этой встречи и не было тех десяти лет, что нас разделяли.

— Белка! Василиса! — воскликнула Ева. — Как здорово, что вы приехали! Пойдем, мы уже вовсю рассказываем…

Мы прошли в комнату. Девчонки… Они все сидят за рождественским столом. Мэри, Светка Чернова, Танюшка, Надя, Регина… Мы бросаемся друг к другу обнимаемся, целуемся. И что-то наперебой рассказываем. Да… Вот оно — настоящее рождественское чудо. То, что мы опять вместе. Мы с Василисой с пониманием переглядываемся. Столько лет прошло, но мы смогли сохранить то, что объединяло нас раньше. И в то же время за эти десять лет мы превратились в успешных молодых женщин, и если бы Эльга Карловна нас видела… Она бы порадовалась.

Ева проверяет видеокамеру — нельзя пропустить ни одного момента нашей встречи. Все истории, что рассказывали девчонки, пока мы с Васей сидели в ее машине в Ольгине, мы сможем послушать потом в записи. А сейчас — бутылка из-под шампанского крутится и…

И пришла моя очередь поведать об осени, столь круто изменившей мою жизнь.

С чего же все началось? Наверное, с того октябрьского утра, когда Антон Тимофеевич вызвал меня к себе в кабинет…

— Это ваш текст?

Шеф швырнул мне отпечатанный лист бумаги. Выглядело это довольно странно и, мягко говоря, необычно. Во-первых, за те пять лет, что я работаю в передаче «Страна и мы», он впервые обратился ко мне на «вы», а во-вторых, изобразил самую «дешевую» мизансцену из всех придуманных начальством. Директор восседает за дорогим столом из красного дерева, утопая в широком финском кожаном кресле, а напротив него стоит нерадивый работник, то есть я, с блокнотом и ручкой, готовясь записывать его новые распоряжения. О том, чтобы предложить мне сесть, не было и речи. И это совершенно выпадало из привычного русла наших отношений. Обычно, как только я входила, он тотчас вставал и любезно приговаривал: «Присаживайся, присаживайся, дорогуша… Кофеек будешь?» И, зная мою любовь к сладкому, доставал из своих закромов либо коробку дорогих конфет, либо столь же хорошее печенье. Но сегодня все было не так, как всегда. Он сидел с видом грозного судии, а я стояла, точно обвиняемая перед вынесением приговора. И все же… Шеф, несмотря на самоуверенный вид, чувствовал себя явно не в своей тарелке. Он был холоден и неприступен, как китайская стена, и при этом изо всех сил старался не смотреть мне в глаза.

«Ох, не к добру это!» — пронеслось у меня в голове.

Я молча взяла текст и пробежала его глазами. Да, это писала я, когда делала материал по «Восточному альянсу».

— Да, мой, — чистосердечно призналась я. — А что случилось?

— Госпожа Стрелкина, довожу до вашего сведения, что банк «Восточный альянс» подает на нас в суд, из-за того что вы посмели дать непроверенную информацию в эфир.

«Опаньки! Приехали!» — только и подумала я. Вот это да! Такое у меня действительно впервые! Но вслух я сказала совсем другое:

— Как это непроверенную?

— А кто ее вам подписал? — вопросом на вопрос ответил шеф.

— По сути, никто. Вы же помните: материал «горел», его срочно нужно было дать в эфир, и я согласовала все по телефону с пиар-менеджером банка.

— Я не знаю, что она с вами согласовывала, но президент банка господин Громов… — Антон Тимофеевич вышел из-за стола, достал из внутреннего кармана платок и тщательно протер стекла очков, а потом столь же тщательно принялся складывать этот платок, чтобы убрать в тот же карман.

Я смотрела на него так, будто видела в первый раз. Тучный мужчина, которому скоро стукнет полтинник, маленькие глазки бегают за стеклами очков в золотой оправе и не могут сфокусироваться ни на одном предмете, зеленоватого цвета костюм «украшает» аляповатый безвкусный галстук.

«Интересно, кто ему подбирал такую красоту? Жена или любовница?» — совершенно некстати подумала я.

— Так вот… Сегодня утром через своих адвокатов он передал, что информация, прозвучавшая в новостях, не только порочит репутацию банка, но и ставит под сомнение его финансовую состоятельность и может сорвать предстоящую важную сделку.

— Антон Тимофеевич — это чистой воды недоразумение! Дайте мне время до вечера, и я все утрясу. Я не дала в эфир ни единого слова, не согласованного с «Восточным альянсом».

— А комментарии аналитиков? Вы давали банку их читать?

— Нет, — ответила я. — С какой стати? Это мнения независимых экспертов по поводу закрытия филиала на Малой Садовой.

— Какие, к черту, независимые эксперты? — заорал он, внезапно потеряв всякое спокойствие. — Ты что, с дуба рухнула? Тебя зачем в банк послали?! Навести мосты, подготовить почву для спонсорской помощи и сделать полурекламный сюжет! А ты!..

— Я так и сделала! И в тех комментариях ничего оскорбительного для банка не было.

Антон Тимофеевич тяжело вздохнул и сел за стол. Я же по-прежнему стояла, ожидая своей участи.

— К сожалению, госпожа Стрелкина, мы вынуждены с вами расстаться. — медленно произнес шеф. — Программа не может позволить себе работать с непрофессионалами.

Я вздрогнула, будто меня ударили. Мне показалось, что кто-то неведомый со всей силы шарахнул меня чем-то тяжелым по голове и лишил способности соображать и понимать происходящее… Всего неделю назад на общем собрании шеф хвалил меня, называл лучшим журналистом в команде и говорил, что только благодаря моим материалам «Страна и мы» была номинирована на «Тэффи» в категории лучшая информационная программа. А теперь, надо же… При первой опасности он готов избавиться от меня, как от ненужной ветоши. Выбросить на помойку, даже не попытавшись прояснить ситуацию.