Семейное дело - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ох, мудёр ты, Хаснатый, – вроде бы и со всем уважением, но не особенно-то уважительным тоном промолвил Игнат. – Мудёр.
Хитрый мужик был Хаснатый, как говорили – с вывертом. В деревне к нему относились с опаской, не шибко-то доверяли – хитрован был из городских, а городские деревенских, ясное дело, завсегда норовят обвести вокруг пальца, с того, суки гладкие, и кормятся. Хотя… это ведь Хаснатый весь план налёта придумал, что есть, то есть. Всё и обсудили ещё вчера, загодя, заедая малую толику самогона шматком пахучего сала. Много не пили, потому как на дело идти и головы нужны ясные. Вот опосля – вот тогда уж и можно будет разговеться.
– Спрячем подводу в лесу, рядом с усадьбой, – учил Хаснатый. – Сами, как стемнеет, незаметно пробираемся во двор, выставляем раму – вот уже и в людской, а там… А там будет дело! Всё берём быстро, без суеты: сначала связываем старую графиню, потом – малую. И быстренько – по комнатам, по барским покоям…
– А ежели они супротивляться начнут, кричать?
– А ножик у тя на что, Гунявый? Иль уж хотя бы кулак.
– Понял… – Парняга немного помолчал и влез снова. – Мужики говорили, мол, в усадьбе оружия до хреноватой матери.
– Так и мы, чай, не пустые пойдём! Обрез, три «нагана», ножи – что, с двумя бабами не сладим?
– Так и у них могеть…
– Что «могеть», Гунявый? Пулемёт они на чердаке прячут, что ль?
– Пулемёт, не пулемёт, а то, что старая графиня с нечистой силой дружбу водит – факт! Мужики говорили…
– А при чём тут пулемёт – и нечистая сила?
– Дак я так, к слову…
…Про нечистую силу Гунявый, чтоб ему пусто было, вспомнил и сейчас, едва только налётчики подошли к липам – больно уж зловеще выглядела усадьба на фоне кровавого закатного неба: красные, словно глаза вурдалака, сверкали вечерней зарёй оконные стёкла мансарды, корявились кривоватыми лапами росшие невдалеке сосны, словно крышка гроба, торчала крыша амбара, а чуть левей, чёрными выпяченными рёбрами тянулись вверх стропила выгоревшего пару лет назад флигеля.
– А ну, хватит нечистую поминать, кому сказано! – подходя к ограде, злым шёпотом предупредил Игнат. – Накличешь ещё, дурень. Ну? Чего хмыкашь-то?
– Да не хмыкаю я, дядько Игнат. Колокольчики вспомнил.
– Какие ещё, к ляду, колокольчики? – Угрюмый сплюнул. – Не, ты слыхал, Хаснатый? Вот дурень. Вот дурень-то! Ох, чувствую, зря мы его с собой взяли – управились бы и вдвоём.
– Ничего, Игнате. Нож да обрез лишними никогда не бывают. Да и силёнкою Гуняву нашего Господь не обидел… не знаю, как там чем другим. – Хитрован покосился на спутника. – Так ты к чему колокольчик-то вспомнил, паря?
– К богатству! – ответил тот.
– К чему-у?!
– Колокольчики-то не простые – серебряные, – громким шёпотом объяснил Гунявый. – Я, как со двора уходил, сам слыхал, как старая графиня молодой про них говорила. Ещё подумал – антиресно, сколь в них серебра-то?
– Сыщем, не боись! – Хлопнув парня по плечу, Хаснатый негромко рассмеялся. – И колокольчики сыщем, и всё серебро заберём! Чую – удача ныне с нами!
Осторожно пробравшись задним двором, за сараями и каретной, налётчики замерли возле окна. С минуту прислушивались, вертели головами, а потом Игнат, вытащив нож, в два счёта выставил из пазов раму.
– Х-хэк! Всего-то и делов. А ну, подмогните-ка!
Раму осторожно поставили наземь, в траву. Образовавшийся проём глядел на пришельцев недобро, отпугивая мёртвой глухой тишиной и мраком.
– Темновато чегой-то. – Гунявый сглотнул. – Совсем темновато…
– Ты, паря, про фонарь забыл.
– Ах да, фонарь! Не пора ль вжечь?
– Не пора! Сперва залезем. – Потрогав рукоятку сунутого за пояс нагана, Игнат размашисто перекрестился и поплевал на руки: – Первым пойду, а вы покуда здеся… Огляжусь – свистну.
– С Богом, Игнат!
Хмыкнув, мужик ловко забрался на подоконник и…
И вдруг весь проём окна, шипя, окутала пелена жаркого тумана! Да что там жаркого – горячущего! Горячущего и резкого, как будто трубу в паровозе сорвало. Как будто…
– Кипято-ок! – заорал ошпаренный налётчик, выпадая обратно во двор. – Кипято-ок. Ох, ошпарили, суки‑и-и‑и! Сварили, сварили, у‑у‑у… Больно!!!
Выхватив револьвер, Хаснатый сделал несколько выстрелов в темноту людской. Стрелял наугад, поскольку никого там видно не было, одна тьма, и не попал, наверное, поскольку никаких звуков, кроме выстрелов да шипящего пара, не последовало. Игнат тоже больше не орал, только постанывал да матерился. Сильно пахло ошпаренным деревом, как бывает, когда в пьяном угаре опрокинут на пол кипящий самовар.
– Ах вы, суки! Гляньте-ка, там, наверху, баба!
– Графиня! Ага!
Хаснатый тут же пальнул, но не попал, лишь осколки стекла разлетелись со звоном. А хозяйка усадьбы, не обратив внимания на стрельбу, распахнула настежь окно и вытянула руки, будто собралась броситься злодею на шею, обнять, как обнимают внезапно вернувшегося с войны близкого родственника – здорового, живого…
– Сука!
Хаснатый собрался выстрелить снова, но из пальцев графини вдруг вырвался поток жёлтого пламени, нестерпимо яркого в ночной тьме, ударил Хаснатого в грудь, и налётчик тут же вспыхнул факелом, выронил оружие и, заорав от нестерпимой боли, принялся кататься по траве, пытаясь сбить смертельные объятия огня.
Гунявый опасливо попятился, забыв и про обрез, и про нож. Какой там обрез, когда тут – тако-ое!
«Нечистая! Как есть – нечистая!»
Гунявый ждал смерти, но графиня его не тронула. Пробормотала что-то неразборчиво, взмахнула рукой, как делал когда-то давно ярмарочный фокусник, и… И настоящий ураган завертелся под окнами усадьбы, как раз в том месте. Мощный всесокрушающий смерч, какой раньше Гунявый видал только на картинке в мартовском номере журнала «Вокруг Света» за тысяча девятьсот двенадцатый год! Журнал тот он выпросил как-то у заезжего охотника на пыжи, читать не читал – не шибко-то был грамотен, – а картинки рассматривал и даже подпись попросил сельского писаря грамотея прочесть: «Торнадо в Северо-Американском штате Техас». И вот здесь, во дворе графской усадьбы, именно это сейчас и было – торнадо!
Исполинской силы вихрь подхватил налётчиков, поднял в воздух, закружил, словно осенние листья, и понёс куда-то далеко-далеко… Впрочем, не дальше Тёмного озера, куда – прямо в воду – и сверзились все трое.
А выплыл потом один – Гунявый.
Пожалела его ведьма, не сгубила…