Леди GUN - Владимир Вера

Лишь в горделивой осанке пожилого епископа Володимира и открытом взоре архимандрита Пимена из Ровно читалась непокорность. Они не соизволили подойти к Елене Родионовой и брезгливо поглядывали на сановников, которые вели себя в церкви, словно пребывали на светском рауте. Не подобает целовать руку женщине. Кощунственно допускать ее к алтарю святая святых – Софийского собора – храма матери городов русских на таинство рукоположения, вернее, перерукоположения… Филарет тоже не удостоился их поклонов.

Батюшка Володимир подошел к поглощенному молитвой Пресвятой Богородице архиепископу Мстиславу и выразил ему свое почтение. Володимир еще не знал, какую он совершил ошибку, делая ставку на удрученного болезнью старика Мстислава. По его прогнозу, на Всеукраинском православном соборе именно Мстислава должны были избрать патриархом свободной от Москвы единой украинской церкви, и это впоследствии действительно свершилось, однако роль, уготованная «канадцу», да и всем его преемникам, была незавидной, а в силу преклонных его лет – еще и недолгой. Максимум, на что мог рассчитывать местоблюститель, – так это на статус свадебного генерала. Лишь Филарет имел реальные рычаги управления, в его руках была казна метрополии, безоговорочная поддержка президента, наконец, в его распоряжении находились люди, которых в девяностые боялись все, кому дорога была жизнь.

Володимир полагал, раз Филарет не отважился на интронизацию и согласился на подчиненную роль в патриархате, значит, положение проигравшего претендента на Московский куколь зыбко и на Украине. Так рассудил сановник из Галичины, дружный не только с автокефалами, но и с грекокатоликами Львова. Он видел себя на месте Филарета и хотел завоевать расположение старика Мстислава. Он знал, как задеть за живое почетного старца.

– Владыко, посмотрите на этот срам, архимандриты совсем стыд потеряли, – чуть заметным кивком указал он в сторону алтаря. – Она ведь не облачена никаким церковным саном, а держится как особо царствующая. Она крутит епископом Симеоном, как только захочет. Он ее боится.

– И ты предался наушникам-искусителям, клеветникам и лжесвидетелям. Разносишь пагубные сплетни, мол, Симеон нарушил данные обеты перед Спасителем и Богоматерью? Мол, осквернил монашью плоть свою грехом? – спросил Мстислав.

– Взгляните на сына этой женщины, его зовут Андрей, он как две капли воды похож на Симеона. Это ли не доказательство? Как может нарушивший обет целомудрия и благоговения быть в окружении митрополита Филарета? Куда смотрел Синод?

– Не называйте при мне этого исчадия ада. Я признаю только автокефалию, мне московский Синод не указ. А насчет Симеона… Не верю я сплетням и наговорам, где доказательства? А может, кривотолки Москва исторгает? Как бы не пришлось тебе, Володимир, каяться за навет.

– Владыко, сожалею, что не услышан был, – епископ Володимир откланялся и с поникшей головой пошел к иконостасу. Мстислав же погрузился в тягостные размышления.

Мальчики в сутанах выходили из ризницы, неся на бархатных подушках епископский жезл и митру. Пресвитер Симеон, протеже Филарета, принимал по милости Матушки сан архиепископа, вернее, перепринимал рукоположение из рук старца Мстислава. Просто предыдущее его рукоположение было далеко от всех канонов – московских, киевских, константинопольских, да и вообще православных…

Украина обрела независимость, в одночасье став крупнейшим государством Европы, обладающим территорией, доселе невиданной для сотканной из лоскутков земли. Без боя ей достался Крым, регулярная армия и флот на Черном море. Осталось приватизировать церковь. Чтобы раз и навсегда уйти из-под опеки Москвы. Когда церковь занимается политикой, она отдаляется от своего истинного предназначения – нести свет. Быть расколу… Быть смуте.

Кардинал Анджей Пински не хотел назначать официальной встречи аббату Бенито Потрезе, члену совета управляющих одного из банков Ватикана. Не хотел, потому что ему были ни к чему инсинуации недоброжелателей. Однажды его уже пытались уличить в намерении организовать польское лобби в борьбе за папский престол, а в 1978 году намекали на его заинтересованность в скоропостижной смерти тогдашнего папы. Однако он пресек эти бредни. Никогда его личные интересы не пересекались с интересами Ватикана, никого не почитал Пински так, как преклонялся перед наместником Бога на земле папой римским. Кардинал Пински, будучи радикальным клерикалом согласно своим убеждениям, жил ради веры. Однако нападки на него прекратились только тогда, когда папой стал поляк Иоанн Павел Второй…

Судьба распорядилась так, что семилетним мальчиком Анджей стал воспитанником ксендза Лукаша, настоятеля Перемышльского костела на Западной Украине. Старик Лукаш заменил Анджею отца, настоящий отец Анджея умер, а мать была законченной алкоголичкой.

За два дня до начала войны, 29 августа 1939 года, наставник, предвидя недоброе, отправил Анджея с сопроводительным письмом в Швейцарию, в закрытый лицей монашеского ордена иезуитов. Лишь в 1945 году, когда война закончилась, орден помог Анджею узнать о том, как сложилась судьба Лукаша – три года сталинских лагерей и мучительная смерть от брюшного тифа. Теперь у Анджея не было дома, куда можно было вернуться, не было отца, у которого можно было испросить совета. Осталась лишь вера. Домом Анджея стал орден, отцом – папа римский. Он в одиночку, без чьей-либо помощи, сделал карьеру. Анджей Пински многого добился, ныне он был кардиналом и одновременно одним из высших иерархов монашеского братства иезуитов.

Аббат Бенито Потрезе тоже состоял в ордене, но его слово не было столь весомым. Братья недолюбливали Потрезе. Мало того, что иезуиты считали его хамелеоном-перебежчиком, до недавнего времени Потрезе гордился членством в ордене францисканцев. Репутация аббата была подмочена связями, хотя и недоказанными, с неаполитанской мафией.

Но однажды в руки кардинала Пински попала секретная докладная записка для Конгрегации святой канцелярии, блюдущей чистоту доктрины веры, писанная рукой Потрезе…

С момента прочтения документа Пински обратил свое внимание на Потрезе. В докладной записке было много витиеватостей, но больше было конкретики. Речь шла о Восточной Европе, в частности об Украине. Дело касалось кредитов для некой особы и субсидирования очень любопытного долгосрочного проекта. Содержание записки не могло не вызвать интереса Пински. Он давно занимался проблемой, затронутой в документе.

Пински знал, что Потрезе жаловался генералу ордена на высших духовных иерархов, которые, по его словам, не воспринимают его разработки всерьез. Кардинал Пински почти не сомневался, что ни один из высоких братьев, состоящих в Конгрегациях Римской курии, не соблаговолил принять не в меру суетливого аббата, а когда кардинал попросил своего викария порыться в журнале, то оказалось, что Потрезе записывался на прием и к нему.

Прежде чем пойти на контакт с Потрезе, Пински разузнал все что можно о ходатае и только после детального изучения полученной информации назначил короткую аудиенцию. Встреча растянулась на три часа. После этого разговора Пински стал ярым сторонником проекта Потрезе.