Его одержимость - Полина Довлатова

остаётся мягким и доброжелательным, но поджатые губы выдают с головой. Женщина явно хочет что-то мне сказать, но по какой-то причине не решается это сделать.

— Потерпи немножко, милая. Твой доктор уже идёт, — слегка сжав на секунду моё плечо, медсестра забирает лоток с пустыми колбами и шприцом и выходит из палаты.

Приподнимаюсь на локтях и осматриваю комнату. Обычная больничная палата, ничем не отличающаяся от любой другой, пахнущей дезинфекцией и отчаянием. Разница только в том, что в этой я нахожусь одна, других коек нет, и рядом со мной расположены какие-то непонятные датчики, а тот самый писк, который я слышала ещё до того, как открыла глаза исходит от кардиомонитора.

Пока я осматриваю окружающий меня антураж, дверь резко распахивается и в палату заходит невысокого роста мужчина в белом больничном халате.

— Здравствуйте. Меня зовут Фролов Алексей Петрович, — представляется, пододвигая стул к моей постели. — Я ваш лечащий врач.

— Почему я здесь? — снова задаю мучающий меня вопрос.

— Ваш автомобиль попал в аварию. Вы помните, куда вы направлялись?

— Я… — замолкаю, пытаясь воссоздать в памяти последние запомнившиеся мне события, но не получается. — Я не помню…

— Хорошо… — врач фокусируется на моём лице. Он выглядит задумчивым. Достав из кармана шариковую ручку, начинает что-то быстро записывать в истории болезни. — Тогда давайте начнём с более простых вопросов. Как вас зовут?

Самый лёгкий вопрос. До неприличия банальный. Но, открыв было рот для ответа, я тут же его закрываю.

— Я не помню, — шепчу одними губами, растерянно озираясь по сторонам.

Чувствую, как в груди медленно по капле зарождается паника. Так не должно быть. Это не нормально. Человек не может не знать своего имени.

Лёгкие начинает сдавливать и в тот же момент монотонный писк кардиомонитора стремительно ускоряется.

— Пожалуйста, не волнуйтесь, — доктор кладёт свою ладонь поверх моей, и слегка сжимает её, но отчего-то этот простой, успокаивающий жест действует на меня прямо противоположно и вместо того, чтобы прийти в себя, я резко одергиваю руку, чувствуя, как сердце галопом скачет в грудной клетке. — Давайте, так. Я задам вам другой вопрос, не имеющий отношения к вам и тому, что с вами случилось. Допустим площадь квадрата?

— Длина, умноженная на ширину, — отвечаю на автопилоте, не до конца понимая, для чего врач спрашивает подобные глупости, если у меня явно есть проблемы поважнее.

— Хорошо, — одобрительно кивает, попутно делая записи в истории болезни. — Вы помните, какой сейчас год?

Без лишних раздумий отвечаю и снова наблюдаю, как он чиркает ручкой на листках в папке. После этого встаёт и, вытащив из моей вены капельницу, снимает остальные датчики.

— Что со мной такое? — спрашиваю чуть громче, чем следует, чувствуя как паника, перемешанная со злостью и нервозностью, растекается по венам и отравляет организм. — Почему я не могу вспомнить своё имя? Как я попала в больницу? О какой аварии вы говорите?!

— Мы сделали вам МРТ, пока вы были без сознания, — пролистав папку в своих руках, врач достаёт оттуда листок с какими-то снимками и записями и внимательно разглядывает. — Каких-то сильных повреждений я у вас не вижу. Можно сказать, вы легко отделались, учитывая, что вся передняя часть вашей машины была искорёжена всмятку. Как я понял из полицейского отчёта, удар пришёлся в основном на капот и немного правый бок автомобиля. Вы лишь ударились затылком и слегка повредили ногу, но это можно назвать лёгкими ушибами по сравнению с тем, что произошло с водителем и вторым пассажиром.

— В машине был ещё кто-то? — удивлённо вскидываю голову, смотря на врача. Отчего-то я решила, что сама была за рулём и ехала одна. Хотя в действительности даже не помню, умею ли водить.

— Ваши родители, — отвечает после незначительной паузы.

— Они живы? — голос дрожит и надламывается, когда я задаю вопрос.

Доктор смотрит на меня с плохо скрытым сочувствием, и, тяжёло вздохнув, отвечает:

— К сожалению, травмы, полученные ими в результате аварии, были несовместимы с жизнью. Ваши родители скончались на месте.

Мне должно быть больно. Я знаю это. Прекрасно понимаю, что человек, потерявший близких, должен испытывать страдания, однако, прислушавшись к своим ощущениям, с ужасом понимаю, что ничего не чувствую.

Этот факт кажется мне диким, неправильным. Зажмурившись, я пытаюсь воссоздать в памяти черты лица своих родителей. Хоть что-то, что может помочь мне их вспомнить, но каждый раз, залезая в недры своего сознания, сталкиваюсь лишь с мрачной чернотой, проникающей в глубины моей души и высасывающей из неё все силы.

— Я их не помню, — шепчу, чувствуя, как стенки гортани сжимаются в болезненном спазме от образовавшегося в горле кома. — Я даже своё собственное имя не знаю. Как такое возможно?

— Судя по всему, у вас диссоциированная амнезия, — спокойно отвечает врач и, достав из нагрудного кармана маленький ручной фонарик, быстро проверяет мои зрачки. — То есть, вы сохранили все универсальные знания, но не можете вспомнить ни одного факта о себе.

— Это произошло из-за аварии? — от сильного волнения меня начинает тошнить, и я прижимаю руки к груди, нервно комкая между пальцев ткань больничной рубашки, в которую очевидно меня нарядили пока я была без сознании. — Вы сказали, что я ударилась затылком…

— Ушиб не значительный, — врач отрицательно качает головой. — Даже сотрясения мозга нет. Ваше состояние скорее является результатом психологической травмы. Иногда, подобным образом организм защищается от сильного стресса.

Он даёт какие-то пояснения, касающиеся моего диагноза, но я не в состоянии слушать. В мозгах творится полная каша. В ушах шумит, и голова начинает кружиться. Просто молча киваю, уставившись в одну точку, совершенно не улавливая суть разговора.

— А вы… — голос надламывается от волнения, и, прикрыв глаза, я делаю глубокий вдох и медленный выдох, стараясь совладать с нервным напряжением. — Вы знаете, как меня зовут?

— Да, при вас были найдены документы. Миронова Валерия Павловна.

«Валерия»… Повторяю про себя медленно, по слогам, словно пробую это имя на вкус. Интересно, раньше, в прошлой жизни, оно мне нравилось?

— А сколько мне лет?

Опустив взгляд в папку с моей историей болезни, врач на секунду задумывается, видимо, делая в уме подсчёты, после чего коротко отвечает: