Дело о бюловском звере - Юлия Нелидова

Это позволило молодому человеку не только присовокупить пару сотен рублей в год к тем пятистам, что высылали отец с матерью, но и заполучить место для проведения опытов, о котором ранее он не смел и мечтать.

Скажем прямо, это удалось не сразу. На громаднейшую больницу приходилось весьма скромное помещение при аптеке, отведенное под лабораторию. Находилось оно довольно далеко от IV отделения — на нижнем этаже главного здания больницы. Заведовал аптекой вредный и скаредный старикашка-провизор. С первого взгляда невзлюбил тот Иноземцева, часто наведывавшегося в аптеку с невообразимыми целями. Оно и понятно почему: то ординатор подожжет что, то кислотой зальет стол. И нос совать любил совсем некстати, мог ненароком раскрыть страшную тайну — аптекарь приворовывал дорогостоящий хинин, мешая его с меловой крошкой.

Но с нового года больницу облагодетельствовало городское общественное управление, и волна перемен накрыла старую добрую Обуховку. Ладно, больных стали кормить не на 10 копеек в сутки, а на целых 17, так ведь и это не все. Библиотекой обзавелись, новыми инструментами, закупили микроскопы иммерсионной системы для бактериологических исследований — шесть штук. Один отрядили в хирургию. Ввиду такого события не жаль было и помещение организовать.

Выбрали то, что располагалось за стеной операционной. В организации будущей лаборатории Иноземцев принял самое горячее участие. На свои кровные скупал необходимый инвентарь, книги, даже раздобыл особого вида горелку — шведскую паяльную лампу. На чудо-лампу, извергающую пламя, будто дракон, поглядеть приходила вся больница. Но заведующий IV отделением доктор Ларионов был лампой-драконом чрезвычайно недоволен, велел ее тотчас из больницы убрать. Да и не упускал случая осадить сверхштатного ординатора.

— Это хирургическое отделение, а не потешные полки, — ворчал он. — У нас и операционной толком нет, закуток какой-то, по которому шныряют то и дело с ведрами и дровами. Хоть бы огородили лестницу! А вы здесь устроили…

Но Иноземцев упорно старался завоевать расположение Ларионова, молил разрешить вернуть горелку, клялся, что о его безобидных опытах не узнает ни одна живая душа, работал рук не покладая, и, пользуясь ночными дежурствами, порой оставался до самого утра. Все это время приходилось перегонять реактивы в собственной комнате, которую он снимал на набережной Мойки у одной вдовы, владевшей несколькими квартирами на предпоследнем этаже. Вдова стойко сносила запахи, невероятный треск, который производил дьявольский аппарат, со слезами оглядывала дыры в обивке, изъеденные кислотой шторы, выслушивала жалобы жильцов — но продолжала позволять все эти бесчинства, тревожась больше за здоровье квартиранта, чем за безнадежно испорченную меблировку.

— Он подожжет дом! Бомбист, революционер! — кричали жильцы. А Иноземцев старался проскочить мимо, когда встречал кого из недовольных на лестнице, и делал вид, что это вовсе не он.

Молодая хозяйка оказалась провидицей: последний опыт Иноземцева закончился пожаром. Драконова горелка перегрелась, и случился взрыв.

К счастью, ординатор отделался парой легких ожогов. Он более волновался, как бы не дошли до Выборга слухи о чудесной лампе: строгость отца не знала границ. Но ничего не ведавший о происшествии в доме на Мойке доктор Ларионов вдруг позволил использовать лабораторию в ночное время. Так, лишившись квартиры и места для проведения опытов, Иноземцев обрел неожиданно и одно, и другое.

Настольная лампа потухла, комната погрузилась в темноту. Один серебристый лучик, тонкой нитью тянувшийся сквозь полумрак белой ночи, рисовал на стеклянных ретортах колдовские узоры.

Пробурчав что-то во сне, Иноземцев с усилием оторвал голову от тетради и неуклюже принялся шарить по столу. Опрокинул чернильницу, следом лампу. Очки канули куда-то за стол.

— Куда же вы подевались?

Голоса своего он почти не услышал — в ушах стоял гул. По-прежнему мутило.

Преодолевая головокружение и проклиная темноту, он наклонился. Каждое движение отдавалось рвотным позывом, слабость сковывала и притупляла мысли. Вторая инъекция была лишней, следовало дождаться действия первой. Да-с, поторопился. Однако с тяжестью желудка в глубинах души Иноземцева воцарилось подозрительное умиротворение, похожее на апатию. Помер бы сейчас и глазом не моргнул.

Внезапно у подоконника сверкнула вспышка и тотчас погасла, словно кто-то посветил фонарем и мгновенно скрылся. Но кто в такой час стал бы лезть в окно второго этажа? Разве из любопытства помощник больничного сторожа на драконову лампу захотел поглядеть. А может, кому из больных беспокойного отделения вздумалось прогуляться по карнизам? На первом этаже помещалось проклятое XIII отделение, которого Иноземцев боялся как огня. Не раз во сне видел, как его, связанного, в смирительных одеждах, тащат в самую дальнюю палату. Брр!

Передернув плечами и близоруко прищурившись, он стал медленно пробираться к окну. Сделал три шага, вдруг вспомнил, что надобно глянуть на хронометр, оставленный на столе. Едва успел повернуть голову, как новая вспышка озарила лабораторию.

— Что это, черт возьми? Нехорошо, Иван Несторович, нехорошо. Снова галлюцинации! В прошлый раз вы изволили видеть индийских слонов, шагающих по набережной. Но откуда в Петербурге взяться слонам? Вы полагаете, Иван Несторович, что слоны на Мойке — явление вполне естественное? Ха-ха-ха!.. Я только что говорил сам с собой? Что-то сверкает с той стороны, надо бы поднять лампу, отыскать керосин… Разумеется, это естественно, индийские слоны…

Он недоговорил и с открытым ртом уставился на темный прямоугольник окна. В кронах деревьев над крышей сарая повисло нечто — светящееся пятно, медленно принимающее очертания овала, следом звезды и вновь овала. Спустя некоторое время до Иноземцева дошло, что фигура напоминает маленького человека размером с ладонь.

— Поразительно, сколь правдоподобно, — прошептал он завороженно.

Нечто надвигалось все ближе. Теперь светящаяся фигура стала больше, контуры отчетливее. Иноземцев заметил покрывало волос, словно сотканных из лунного света. Существо уселось на подоконник, обхватило полупрозрачными руками колени и мечтательно откинулось, глядя на звезды.

— Чудеса! — Иноземцев невольно потянулся к существу рукой.

На голос доктора видение обернулось, сверкнуло огромными кукольными глазами и вдруг оглушительно расхохоталось. Чистый, как звон хрусталя, девичий голосок. Тотчас где-то в соседнем доме заиграл рояль:

— Еще ведь даже не рассвело, — пробормотал Иноземцев. — Куда так рано распеваться?

Мелодия романса то рождалась прямо у окна, то отлетала к дому напротив. Вот только откуда в больничном дворе взяться роялю?

Вместе с музыкой существо воспарило под потолок, описало окружность над головой Иноземцева, с хохотом вылетело в окно к повисшему над деревьями полумесяцу, потом вернулось и стало плавно кружиться, все ближе подбираясь к отражающим свет склянкам. Наконец, осмелев, дух повис над одним из столов. Горящие глаза впились в изгибы трубочек и пузатых реторт.