На языке любви - Элен Кэнди

Альберто хмурился и выходил во двор, дабы убедиться, что его не разыгрывают. Потом садился на лежанку и, разморившись под утренним солнцем, вновь засыпал.

— Что тебе надо в такую рань? — Вето взглянул на циферблат часов, стрелки которых показывали четыре тридцать.

Дед Пако глухо посмеялся, повертел пальцем у виска и вышел из комнаты, тяжело передвигаясь с помощью трости.

Альберто еще раз взглянул на часы, висевшие напротив двери, посмотрел в окно, за которым раздавался звонкий смех детворы, и почесал брюшко, обтянутое пропотевшей майкой.

Действительно вечер... — подумал Вето, все еще прислушиваясь к звукам, долетающим с улицы в открытое окно. Тогда он улыбнулся, вспомнив, что скоро ужин, и нехотя встал со скрипучей кровати.

Выйдя в коридор, Альберто уловил вкусный, вызывающий аппетит запах из кухни.

Жареный лосось? — предположил он, но, открыв дверь кухни, увидел, как Тереза обваливает в муке и белом перце филе трески и опускает на раскаленную сковородку, потом быстро нарезает лук, маслины, зелень шалфея и сельдерея.

— Рыбный гуляш? — спросил Вето у жены.

Она кивнула и, взяв половинку лимона в правую ладонь, выдавила сок на сковородку.

Вето почувствовал, как забурлило в животе и, узнав у Терезы, что до ужина осталось меньше двадцати минут, покинул кухню.

Чуть позже, увидев в окне фигуру отца и развивающийся возле нее табачный дым, Вето подумал, что неплохо бы до ужина тоже посидеть на лавочке и покурить.

— Могу поспорить, что тебя разбудил голод, а не сознание того, что нормальные люди после сиесты бодрствуют! — Дед Пако посмеялся и протянул курительную трубку сыну.

— Спорь, отец, спорь, но только не со мной! Вон Диего идет... — Вето прищурил правый глаз и провел рукой по седой бородке. — Давай, я тебе его позову? Диего! — крикнул он и почувствовал легкий толчок в плечо.

— Угомонись! — захрипел Пако. — Вот еще. Надо, сам подойдет.

— Неужели ты уже успел его чем-то огорчить? - Вето наигранно зацокал. — Отец, сколько раз я тебе говорил, не перегибай палку!

Пако сплюнул и недовольно посмотрел на сына.

— Ты мне вздумал мораль читать? Я тебя воспитал и научил всему, что сам умел. А теперь, на старости лет ты набрался наглости говорить мне, что я перегибаю палку?

Вето, сам того не желая, спровоцировал отца на спор, и поэтому ему ничего не оставалось делать, как круто перевести разговор на другую тему или, в крайнем случае, зайти в дом.

К радости Вето, из открытого окна летней террасы послышалась музыка.

— Отец, правда, у меня замечательная дочь? — спросил Вето, выпуская струю табачного дыма:

Дед Пако прислушался и расплылся в улыбке.

— Пенелопа, дедушка Пако сделает все, чтобы у тебя был идеальный муж... — мечтательно изрек старик и выхватил из рук Вето табачную трубку.

Альберто хотел было задать старику вопрос: где и как дед Пако собирается найти Пенелопе идеального мужа, но прикусил язык и только покосился на отца.

Пенелопа Карденья любила по вечерам сидеть на крытой террасе, залитой уходящим солнцем, и играть на виолончели. Удобно усаживаясь на стул, девушка брала инструмент и, прижав его ногами, плавно водила смычком, перебирала тонкими пальчиками упругие струны.

Музыке ее научила пожилая женщина из Арагона, приехавшая в поселок Маглеус семь лет назад. Сеньора Нуччо, так звали даму, устала от гудящего, так она говорила, города и решила провести остаток своей жизни — ей тогда было около семидесяти — в провинции с чудесной природой.

Сеньора Нуччо вела музыкальный кружок в школе при церкви, и тринадцатилетняя Пенелопа не пропускала ни одного занятия. К несчастью, полгода назад сеньора Нуччо слегла в лихорадке, ослабленный организм не смог долго сопротивляться болезни, и спустя три дня сеньора Нуччо ушла на вечный покой.

После смерти сеньоры Нуччо Пенелопа увидела во сне образ этой пожилой дамы из Арагона. Сеньора явилась к ней ночью и сказала:

— Пени, девочка моя, играй и учи других...

Пенелопа обещала своей горячо любимой учительнице, что никогда не перестанет заниматься игрой на виолончели и продолжит вести кружок в школе за нее.

И вот уже на протяжении шести месяцев Пенелопа держала свое слово. Она вела кружок в школе и играла — играла с любовью, посвящая каждую вторую композицию сеньоре Нуччо.

Сняв туфли, Пенелопа нежно обняла виолончель и закрыла глаза. Смычок тронул натянутые струны, и по комнате разлилась мелодия, нежно коснулась каждого угла и вместе с соленым ветром вылетела в распахнутое окно.

Девушка начала плавными движениями водить смычком. Ее тонкие ухоженные пальчики то зажимали струну, то отпускали, выстраивая аккорды.

Ритм музыки Пенелопа отбивала голыми ступнями. Икры ее ног то напрягались, когда девушка ускоряла темп произведения, то расслаблялись, в то время как мелодия становилась медленной и тихой.

Непослушная прядь черных как смоль волос упала на загорелое личико. Пенелопа, не переставая играть, резко ее сдула.

Сейчас ее самый любимый фрагмент... Девушка закрыла глаза. Ей показалось, что она покинула этот мир и перенеслась в другой... где нет времени... нет обязательств... нет никого... только она и ее музыка.

Еще немного, и мелодия будет доиграна, но так не хочется, чтобы музыка заканчивалась. Это странное ощущение, совершенно непонятное человеку, который просто слушает музыку, это волшебство, обволакивающее, делающее единым целым инструмент и музыканта, вызывало желание играть и играть, продолжать восхищаться рождением чудесной мелодии и жить, жить в этом сказочном мире, прекрасном и вечно зовущем вернуться.

Пенелопа почувствовала, как легкая усталость появилась в ее напряженных пальцах, охватила мышцы ног и шеи. Но как приятно это утомление... Два часа игры прошли незаметно.

Если бы не время ужина (а за столом должны сидеть все члены семьи), то Пенелопа играла бы до позднего вечера, пока дед Пако не даст всем знать, что пора ложиться спать.

Пенелопа взглянула на часы — без пятнадцати шесть.

Есть еще немного времени позаниматься, подумала она и начала играть недавно разученный этюд.

Спустя несколько минут в дверь комнаты постучали.

Пенелопа остановила игру и увидела в дверном проеме хорошенькую головку младшей сестры Изы.

— Я к тебе. Не отвлекаю? — спросила девочка.

— Нет. Я уже закончила, — ответила Пенелопа и принялась убирать музыкальный инструмент в чехол.

Иза довольно улыбнулась и присела на кровать старшей сестры.

Изабелла Карденья, несмотря на короткие, как у мальчишки, волосы, запачканные шорты, хлопковую рубашку в коричневую полоску и юный возраст (ей недавно исполнилось одиннадцать), казалась очень хрупкой и нежной. Большие, как у сестер, карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, тонкая талия и длинные ноги, правда, с синяками на коленках...