Война Двух Королев - Дженнифер Ли Арментроут

Конечно, моя последняя попытка разобраться с этой ерундой о пленении началась не так. Кровавая Королева сначала пыталась открыть мне глаза, склонить меня на свою сторону. Обратить против моей семьи и моего королевства. Когда это не сработало, началось настоящее веселье.

Неужели именно это произошло с Маликом? Неужели он отказался подыгрывать, и они сломали его, как они были так близки к тому, чтобы сделать со мной? Я сухо сглотнул. Я не знал. Брата я тоже не видел, но с ним, должно быть, что-то сделали. Он был у них гораздо дольше, и я знала, на что они способны. Я знал, что такое отчаяние и безнадежность. Каково это — дышать и чувствовать вкус осознания того, что ты ничего не можешь контролировать. Никакого чувства собственного достоинства. Даже если они никогда не поднимали на него руку, содержание в таком состоянии, в плену и в основном в изоляции, через некоторое время овладевало разумом. А это время было короче, чем можно было бы предположить. Заставляло думать. Верить во что-то.

Подтянув свою пульсирующую ногу как можно выше, я посмотрел вниз на свои руки, лежащие на коленях. В темноте я почти не мог разглядеть мерцание золотого завитка на моей левой ладони.

Поппи.

Я сомкнул пальцы над узором, крепко сжав руку, как будто мог каким-то образом вызвать в воображении что угодно, кроме звука ее криков. Стереть образ ее прекрасного лица, искаженного от боли. Я не хотел видеть это. Я хотел увидеть ее такой, какой она была на корабле, с раскрасневшимся лицом и этими потрясающими зелеными глазами со слабым серебристым сиянием за зрачками, жаждущими и желающими. Я хотел воспоминаний о розовых щеках либо от похоти, либо от раздражения, последнее обычно происходило, когда она молча…или очень громко обсуждала, будет ли нанесение мне удара ножом считаться неуместным. Я хотел видеть ее приоткрытые пышные губы и сияющую кожу, когда она прикасалась к моей плоти и исцеляла меня так, как она никогда не узнает и не поймет. Мои глаза снова закрылись. И, черт возьми, все, что я видел, это кровь, сочащуюся из ее ушей, ее носа, когда ее тело корчилось в моих руках.

Боги, я собирался разорвать эту суку Королеву на куски как только освобожусь.

И я это сделаю.

Так или иначе, я освобожусь и сделаю так, чтобы она почувствовала все, что когда-либо причинила Поппи. Десятикратно.

Мои глаза резко открылись при слабом звуке шагов. Мышцы на шее напряглись, как только я медленно вытянул ногу. Прошло всего несколько часов с тех пор, как Прислужницы в последний раз устроили кровопролитие. Если только я уже не начал терять счет времени.

В груди нарастало беспокойство, и я сосредоточился на звуке шагов. Их было много, но один был тяжелее. Моя челюсть сжалась, когда я поднял взгляд ко входу.

Прислужница вошла первой, почти слившись с темнотой. Она ничего не сказала, пока ее подолы скользили мимо упавшего Жаждущего. От удара стали о кремень пламя зажгло фитиль свечи на стене, где догорала предыдущая. Когда первая зажгла еще несколько свечей, вошли еще четыре служанки; черты лица женщин были скрыты за крылатыми черными росписями.

Я задавался тем же вопросом, что и каждый раз, когда видел их. Что, черт возьми, это за рисунки?

Я спрашивал дюжину раз. И никогда не получал ответа.

Они стояли по обе стороны арки, к ним присоединилась первая, и я нутром чуял, кто идет. Мой взгляд остановился на проеме между ними. До меня донесся аромат розы и ванили. Ярость, горячая и непрекращающаяся, хлынула в мою грудь.

Затем вошла она, представляя собой полную противоположность своим прислужницам.

В белом. Чудовище было одето в обтягивающее платье безупречного, почти прозрачно-белого цвета, оставляющее очень мало простора для воображения. Отвращение скривило мои губы. Если не считать рыжевато-каштановых волос, достающих до узкой талии, она совсем не была похожа на Поппи.

По крайней мере, именно это я себе твердил.

В чертах ее лица не было и намека на сходство: форма глаз, прямая линия носа с рубиновым проколом, полный, выразительный рот.

Это, блядь, не имело значения.

Поппи была совсем не похожа на нее.

Кровавая Королева. Илеана. Избет. Более известна как одна скоропостижно скончавшаяся сука.

Она подошла ближе, и я до сих пор не понимал, как не догадался, что она не Вознесенная. Эти глаза были темными и бездонными, но не такими мутными, как у вампира. Ее прикосновение… черт, с годами оно смешалось с другими. Но хотя оно и было холодным, оно не было ледяным и бескровным. С другой стороны, почему я или кто-либо другой должен рассматривать возможность того, что она была не тем, за кого себя выдает?

Кто угодно, только не мои родители.

Они должны были знать правду о Кровавой Королеве, о том, кем она была на самом деле. И они не сказали нам. Не предупредили нас.

Меня грызла кусающая, жалящая злость. Возможно, это знание и не изменило бы исход, но оно повлияло бы на все аспекты нашего отношения к ней. Боги, мы были бы лучше подготовлены, зная, что вековая месть породила особый вид безумия Кровавой Королевы. Это заставило бы нас задуматься. Мы бы поняли, что она действительно способна на все.

Но ничего нельзя было поделать с этим прямо сейчас, не тогда, когда меня приковали цепью к проклятой стене, а Поппи была там, разбираясь с тем фактом, что эта женщина была ее матерью.

У нее есть Киеран, напомнил я себе. Она не одна.

Фальшивая Королева тоже была не одна. За ней вошел высокий мужчина, похожий на ходячую зажженную свечу. Он был золотым ублюдком, от прически до крылатой росписи на лице. Его голубые глаза были настолько бледными, что казались почти лишенными всякого цвета. Глаза как у некоторых прислужниц. Еще один Восставший, держу пари. Но у одной из служанок, у которой не разорвалось горло, были карие глаза. Не у всех Восставших была светлая радужка.

Он задержался у входа, его оружие было не так спрятано, как у Прислужницы. Я увидел черный кинжал, привязанный к его груди, и два меча, привязанные к его спине, изогнутые рукоятки виднелись над его бедрами. Да пошел он. Мое внимание переключилось на Кровавую Королеву.

Отблеск свечей отразился от бриллиантовых шипов на рубиновой короне, когда Бет посмотрела вниз на Жаждущего

— Не знаю, понимаете вы это или нет, — небрежно сказал