Собственность сводного брата - Елена Гром

у отца Бориса Распутина, когда он меня заберет. Мне кажется, пять лет приличный срок для наказания.

Пять долгих лет.

Я даже с ней переписываться не могу. До пятнадцати лет в этой школе запрещены переписки. А мне только тринадцать.

Тут вообще много всего запрещено. И мальчики, которых отправляют сюда, вечно бунтуют, пытаясь сломать систему, которой уже двести лет.

Часто пытаются и меня подзуживать, но я не ведусь.

Мне привычна обстановка дисциплины, таким меня вырастили. До того как я узнал настоящего отца.

Я кутаюсь в фирменную тонкую куртку школы и спускаюсь по лестнице во внутренний дворик.  Колонны не позволяют продувать его ветром. Это видно по спокойному меху на пальто отца, который стоит у одной из них.

До сих пор удивляюсь, как можно быть таким огромным. Я бы хотел таким стать. Огромным драконом для своей маленькой принцессы.

— Ярослав, — скупо приветствует он, и я даже не успеваю поздороваться. — Сходи накинь что-нибудь. Сходим прогуляться.  Холодно сегодня.

Не приветствия, не рукопожатия. Очевидно, я все еще никто для него. И тест ДНК это не изменил.

Я киваю и убегаю за вещами. В нашей комнате не смотрю на пацанов, которые буквально вскакивают при моем появлении. Боятся они меня. А нападать могут только толпой. Вместе ведь на физическую подготовку ходим.

Знают, что поодиночке задавлю.

Я обуваю зимние ботинки, накидываю форменное пальто и сбегаю вниз, слыша в спину голос Ника Фогеля, которому я сегодня сломал нос:

— Русский ублюдок.

Мы все принадлежим к одной расовой категории, но меня не любят только потому что мой отец русский.

К ним здесь отношение такое себе. Будем честными. Совсем хреновое. Иначе не тусил бы я постоянно в карцере, чтобы ненароком не убить никого.

Сломанный нос результат моей несдержанности.

— Ну как ты тут? — спросил отец, когда мы вышли с территории школы. Она высилась замком над окрестностями, забитыми в основном деревушками и одним большим озером.

Мне эти места нравились в особенности зимой. Уж больно сказочным все казалось. Мире бы понравилось.

Мы бы бегали по заснеженным дрожкам, кидались бы снежками и громко хохотали, выпуская пар изо рта.

Хотя, впрочем, там в Сибири, где она сейчас живет, все то же самое.

Может быть поэтому я еще способен здесь находиться. Мысли о ней спасают. Я должен скоро ее увидеть.

— Нормально. Кормят хорошо. Недавно возили нас на хоккейный матч местных команд.

— Как учеба? Не отстаешь? Ты же младший в своем классе…

Стоит ли говорить, что не возраст показатель ума.

Обычно взрослых пугают такие выражения из уст подростка. А если я хочу, как можно быстрее отсюда выбраться, то нужно просто вести себя как простой тринадцатилетний мальчик, а не маленький робот. Хотя те, кто взял меня на воспитание в младенчестве, именно этого и добивались. Но Мира все изменила. Одна маленькая девочка, при взгляде на которую я впервые стал чувствовать.

— Пока справляюсь.

— Есть хочешь? — он останавливается возле мясного ресторанчика, в который мы ходили в прошлый его приезд. Здесь очень вкусный бифштекс, а после ваты, которой нас кормят, настоящий кусок мяса был бы блаженством.

— Да, было бы здорово. Надеюсь, за полгода вкус мяса не стал хуже, — сам не знаю, зачем я упомянул то, когда он приезжал последний раз. Наверное, от обиды. Глупой, не по возрасту детской. Но других родители навещают раз в месяц. А я, получается, не особо-то и нужен.

Хотя за пять лет мог бы привыкнуть.

— Как Мира? — жадно спрашиваю я, как только нам подали меню.

Глава 2.

Я не видел ее так долго и каждый раз просил рассказать в подробностях, чем она занимается, чему научилась. Думает ли обо мне. Хотя за такой срок актуальнее — помнит ли.

— Мира прекрасно. Занимается спортом, учится.

— А ей можно? Спортом-то? — она же маленькая, как фея. Хрупкая. Надави и сломаешь.

До сих пор помню, как удивился, когда ее увидел, такую крошку, что сломать боишься.

Не зря ее мать Нина оберегала, как кошка оберегает только что родившихся котят.

Не зря она с самого начала мне не доверяла.

Я ведь в их дом пришел с одной целью.

Выкрасть Миру, чтобы с ее помощью враги отца шантажировали его и отобрали завод, которым тот владеет.

Именно для этого меня растили.

Как и многих таких как я.

Для ловушки для таких вот магнатов как мой отец.

Кто же знал, что роль сына, которую мне дали, станет настоящей?

Кто знал, что я смогу обрести семью.

Но пока я здесь. Жду, когда смогу вернуться. Жду, когда отец простит.

— Можно. В щадящем режиме, — отец сделал заказ, а я в уме начал перебирать всевозможные варианты того, чем бы она могла заниматься. Танцами? Волейболом? Плаваньем? — Закажи, что хочешь.

Я быстро попросил принести бифштекс с картошкой и салатом и снова принялся думать о видах спорта. Ну точно не прыжки в воду. И точно не боевые виды спорта.

— Мира занимается фигурным катанием.

— Нет, — картинка того, как Мира падает на лед и ломает шею, буквально ослепляет. — Ты же не позволишь!

— Она уже четыре года занимается. Весьма успешно, хотя скорее всего тренер просто хочет больше денег и врет о ее способностях.

— Где они сейчас живут? В прошлый раз, я помню, ты говорил, что уговариваешь их вернуться в Усть-Горск? — именно там был комбинат отца, которым, по его словам, однажды мне предстоит управлять.

Я не против, мне там понравилось. Это не просто предприятие, это целый город, в котором своя жизнь. И сейчас там король Распутин Борис Александрович. Мой отец. Как оказалось.

— Еще в Новосибирске. Но я работаю над тем, чтобы они вернулись домой. Сейчас строю ледовый дворец в нашем городе. Думаю, за полгода-год закончим. Лучше расскажи, какие предметы тебе лучше всего даются.

— Все. Но больше всего нравится основы управления бизнесом и экономика, — на самом деле программирование. Но я буду говорить то, что отец хочет услышать.

— Это хорошо. Бизнес — это хорошо, хотя умение уйти от налогов лучше, — чуть посмеивается он, и я подхватываю. Наверное, это инстинкт. Делать все, чтобы отец начал доверять мне.

Но я знаю, что для этого должен пройти не один год.

Но я подожду. Я довольно терпеливый. А иначе не смог бы