Север и Юг. Великая сага. Книга 1 - Джон Джейкс

* * *

Старый бобыль Джайлс Хазард был одним из трех самых главных людей в плавильной мануфактуре Арчера. Он отвечал за кричный горн, где чугунные болванки из печи плавились заново, чтобы удалить из них избыток углерода и другие примеси, делающие чугун слишком хрупким для ковки подков, колесных ободов и наконечников для плуга. Хазард обладал грубым зычным голосом и гонял мастеров и подмастерьев и в хвост и в гриву. Всю свою жизнь он жил в десяти минутах ходьбы от кузницы и работал в ней с девяти лет.

Невысокий и плотный, Джайлс был невероятно прыток, несмотря на солидный вес. Внешне они с Джозефом были чем-то похожи, быть может, поэтому он относился к мальчику почти как к сыну.

А может, еще и потому, что Джозеф оказался очень способным учеником. Под присмотр Джайлса он поступил прошлым летом, через год работы у Арчера. Как-то раз Хазард обсуждал подмастерьев с человеком, ответственным за плавильню. И тот похвастался тем, как проворно Джозеф управляется с формовочным желобом, по которому расплавленный металл стекает дальше к маленьким желобкам, напоминающим поросят, присосавшихся к свиноматке. Из-за этого готовые отливки с давних пор стали называть чушками.

Пользуясь своим привилегированным положением на мануфактуре, Джайлс пристроил мальчика к горну, поручив ему управляться с длинной железной заслонкой, которая регулировала движение трех из четырех заготовок за один раз, чтобы нагреваемый уголь мог расплавлять их одинаково равномерно. Джозеф все схватывал на лету и уже скоро заслужил похвалу своего наставника.

– У тебя крепкая рука и природное чутье к этому ремеслу, Джозеф, – говорил ему Джайлс. – Да и характер покладистый, вот разве что злишься, когда тебя дразнят из-за отчима, это я заметил. Ты бери пример с хозяина. Да, нрав у него суровый. Но он отлично знает, что иной раз лучше его не показывать. С покупателями он всегда мил и приветлив, и даже когда они упорствуют, никогда не настаивает.

В душе Джайлс, конечно, не надеялся, что мальчик прислушается к его словам. Характер Джозефа уже сформировался, да и его будущее виделось очень ясно: среда, в которой он рос, и безграмотные родители, без сомнения, обрекли его на беспросветную жизнь. Если, конечно, эти неожиданные взрывы ярости не приведут его раньше к смерти в какой-нибудь уличной драке.

Но все же, может, потому, что с годами старый Хазард начал понимать, что напрасно не завел семьи, он продолжал опекать Джозефа. И учил его не только профессиональным навыкам.

– Железо правит миром, мой мальчик. Именно оно пашет землю, соединяет континенты и… выигрывает войны.

На мануфактуре Арчера действительно отливали пушечные ядра для военного флота.

Джайлс поднял к небу круглое, как сыр, лицо:

– Одному Богу известно, как железо появилось в нашем мире. Метеоритное железо известно еще с глубокой древности.

– А что такое метеорит, мастер Хазард? – тут же спросил мальчик.

По лицу Джайлса расплылась улыбка.

– Падающая звезда. Ты наверняка их не раз видел.

В ответ Джозеф задумчиво кивнул. Хазард продолжил рассказывать об истории металлургического дела, делясь с мальчиком тем, что знал сам. Он говорил о нагревательных печах, существовавших в Германии с X века, о доменных печах, распространившихся во Франции в XV, о бельгийских валлонцах, которые открыли способ второй переплавки чугуна почти шестьдесят лет назад.

– Но все это лишь краткий миг на великих часах истории железа. Святой Дунстан ковал железо еще семь столетий назад. Говорили, что горн стоял прямо у него в спальне в Гластонбери. Египетских фараонов хоронили с железными амулетами и кинжалами, потому что металл в ту пору встречался очень редко и высоко ценился. В нем сокрыта огромная сила. Я читал о кинжалах из Вавилона и Месопотамии, которые появились за многие миллениумы до рождения Христа.

– Я не слишком хорошо умею читать…

– Кто-то должен тебя научить, – проворчал Джайлс. – Или ты сам должен научиться.

– Я хотел сказать, – чуть помедлив, ответил мальчик, – что никогда не слышал этого слова… Милл… как вы сказали?

– Миллениумы. Миллениум – это тысяча лет.

– О-о… – Джозеф моргнул.

Хазард с удовольствием отметил, что мальчик прекрасно все запоминает.

– Человек многому может научиться с помощью книг, Джозеф. Не всему, конечно, но очень многому. Разумеется, если он хочет стать кем-то бо́льшим, чем простой углежог.

Джозеф понял, что хотел сказать мастер. И кивнул без тени обиды на лице.

– А ты, вообще-то, грамоту знаешь? – спросил Джайлс.

– О да… – Он запнулся, посмотрел на Джайлса, потом сконфуженно признался: – Чуть-чуть. Мать пыталась учить меня по Библии. Мне очень нравились истории о героях. О Самсоне, Давиде. Но Уиндом разозлился, узнав, что мать меня учит, и она перестала.

Джайлс немного подумал:

– Если будешь оставаться здесь на полчаса каждый вечер, я попробую.

– Уиндому может не…

– Соври, – перебил его Джайлс. – Если он спросит, почему ты задержался, соври ему. Конечно, если хочешь чего-то добиться, а не закончить свою жизнь углежогом.

– Думаете, я смогу, мастер Хазард?

– А ты сам как думаешь?

– Да.

– Значит, сможешь.

* * *

Этот разговор состоялся прошлым летом. Всю осень и зиму Джайлс учил мальчика. Учителем он был хорошим, настолько хорошим, что Джозефу очень захотелось рассказать о своих успехах матери. Как-то вечером, когда Уиндом отправился бражничать, он показал ей книгу, которую прятал дома. Это было одно весьма спорное сочинение недавно умершего Дада Дадли, незаконнорожденного сына пятого лорда Дадли. Называлась книга «Metallum Martis, или Изготовление железа с использованием земляного и морского угля».

Опираясь на собственный опыт, Дад Дадли утверждал, что при выплавке чугуна древесный уголь можно вполне успешно заменить на каменный, о чем Джозеф хотя и не без труда, но все-таки вполне сносно прочитал матери. Глаза Бесс вспыхнули от восхищения, но тут же погасли.

– Учение – это прекрасно, Джозеф. Но оно может привести к неуемной гордыне. Главным в твоей жизни должен быть Иисус.

Джозефу не понравились слова матери, но он промолчал.

– Только две вещи важны в этой жизни, – продолжала Бесс. – Любовь к Сыну Божьему и любовь одного человека к другому. Такую любовь я испытываю к тебе, – закончила она, неожиданно обняв сына.

Он услышал, как она тихо всхлипнула, ощутил дрожь ее тела. Тяжелые времена лишили ее всех надежд, кроме надежды на рай, и всех привязанностей, кроме привязанности к сыну и к Спасителю. Джозеф жалел ее, но собирался жить по-своему.

Уиндому они ничего о занятиях не сказали. Но какая-то новая гордость, появившаяся в Бесс, начала бесить ее мужа. Как-то летним вечером, вскоре после той ссоры, когда Джозеф отказался взять фамилию отчима, мальчик, вернувшись домой, нашел мать лежащей на полу в синяках и кровавых ссадинах. Уиндома дома не было. Бесс отказалась говорить сыну о том, что случилось, и умоляла его не трогать отчима. Джозеф пообещал, но так и не смог побороть свой гнев.