Небо. Парашют. Юноша - Маша Царева

Вернувшись домой, ты выкуришь пять сигарет подряд, лаконично всплакнешь и подумаешь: а может быть, зря я его тогда отвергла? И почему я такая категоричная? Глядишь, сейчас бы он мою фотку кому-нибудь под нос тыкал. Пустячок, конечно, но, согласитесь, приятно.

Мою-то физиономию ни одна сука не прячет сентиментально в своем бумажничке.

Вот что такое злополучное тридцатилетие, по мнению большинства.

А теперь попробуем взглянуть на ту же ситуацию с другой, независимой стороны.

Любимые студенческие брюки перестали сходиться на моей талии, когда я еще не успела защитить диплом. Склад характера у меня не депрессивный. Антивозрастная косметика мне объективно пока не нужна. Мой материнский инстинкт спит, как отработавший три смены подряд лесоруб. Да и связать себя матримониальными узами я, честно говоря, не тороплюсь. Живу я одна, встаю поздно, не утруждаю себя приготовлением сложных блюд, хожу на свидания, а все свободные деньги просаживаю на косметику, книжки, одежду и путешествия. Такой благостно-эгоистичный быт меня вполне устраивает.

При всем том я не являюсь закоренелой холостячкой. Я готова измениться, если мне встретится мужчина, которого я полюблю настолько, чтобы разделить с ним кров, хлеб и стиральную машину. Время от времени такие уникумы мне попадаются (влюбчивая я!) – но в итоге каждый из них оказывается очередным звеном в цепи «обманок».

Но я никуда не тороплюсь. Ведь мне – ха-ха, всего тридцать. Между прочим, одна моя лондонская подружка, Эми, в прошлом месяце впервые вышла замуж. Ей тридцать шесть. Когда меня угораздило поинтересоваться, почему она так долго тянула, Эми выпучила глаза и сказала, что в возрасте более молодом ее интересовали совсем другие вещи – образование, карьера, путешествия.

Так что волноваться мне нечего.

Надеюсь, я вас убедила.

Так почему же все окружающие строят брови «домиком» и скорбно опускают уголки губ, стоит мне заговорить о самостоятельности?

Обо всем этом я размышляла по дороге на работу, в метро. А что еще делать в переполненном вагоне, балансируя на одной ноге и стараясь «отжиматься» от типа справа, от которого разит, как от мусорной кучи, полдня протомившейся на солнцепеке. Я пыталась отвлечься от утренней давки, размышляя о позитивных моментах тридцатилетия. Но потом настолько увлеклась, что пропустила две остановки. Пришлось бодрым галопом возвращаться обратно.

Так вот и получилось, что в понедельник, тринадцатого числа, я в очередной раз опоздала на работу.

* * *

– Александра, у меня есть замечательная идея, – сказал мой начальник, главный редактор газеты «Новости Москвы» Максим Леонидович Степашкин.

Я насторожилась – бойтесь боссов, идеи дарующих. Но выдать ироничный комментарий не посмела – все-таки я припозднилась, а он был настолько великодушен, что притворился, будто ничего не заметил.

Своего начальника я, честно говоря, давно недолюбливаю, и чувство это, увы, взаимно. Даже не знаю, как мне удалось продержаться в этой газете почти девять лет. Я пришла в «Новости Москвы» сразу после университета, сначала работала младшим ассистентом секретаря, потом корреспондентом, потом меня даже повысили до должности редактора, а теперь я еще и специальные репортажи иногда пишу. Со стороны, наверное, может показаться, что я сделала неплохую карьеру, но это иллюзия. Менялись только надписи на моей визитной карточке, зарплата же увеличивалась куда медленнее. И даже несмотря на то, что теперь я занимаю отдельный кабинет (больше похожий на чулан для швабр и бытовой химии), Степашкин меня совсем не уважает. Он продолжает обращаться со мной так, словно я последнее лицо в этой газете. Конечно, я сама виновата – опаздываю часто, теряю пресс-релизы, ленюсь… Но разве это повод для того, чтобы при каждом удобном случае зловеще грозить мне увольнением?

Признаться честно, я бы предпочла, чтобы на его месте восседал инертный, позевывающий и нетерпеливо посматривающий на часы человек, отличающийся повышенной терпимостью к слабостям окружающих.

А наш главный редактор всегда полон щенячьего энтузиазма. К работе своей он относится с рвением холостого отщепенца, у которого не нашлось дел поинтереснее ежедневной дрессировки подчиненных. Сам он появляется в офисе не позже девяти и от других (вот хамло!) требует того же. Хотя, поверьте мне, по утрам в редакции еженедельной газеты делать просто нечего – суета начинается лишь после полудня. И в итоге бледные от недосыпа сотрудники молчаливыми тенями курсируют по маршруту «курилка – кофейный автомат», проклиная начальника-трудоголика.

А еще Максим Леонидович фонтанирует разного рода идеями. Вот как сейчас.

– Мне кажется, что в нашей газете мало динамики, – изрек он, поправив на носу очки.

Еще одно небольшое лирическое отступление: я убеждена, что очки он носит фальшивые, для солидности. Я давно заметила, что зрение у него орлиное, в противном случае как бы ему удавалось каждый раз замечать, как я в разгар рабочего дня крадусь к лифту, чтобы ненадолго слинять в кафетерий на первом этаже?

– Что значит мало динамики? – Я придала своей заспанной физиономии максимально сосредоточенный вид.

– А вот что значит! – Он вскочил с кресла, обежал вокруг стола, выхватил из лежавшей на полу пачки газет свежеотпечатанный номер и энергично зашелестел страничками. Выражение лица, как у средневекового алхимика, который пытается найти золотую крупицу в пригоревшем вареве. – Вот наша газета! И что я вижу? Сплошные банальности! Бред! Фальшь! Что за темы? Откуда вы, блин, берете эти темы?

Я втянула голову в плечи.

– «В квартире певицы поселился барабашка!», – процитировал Максим Леонидович, – «Пенсионерка выходит замуж в восьмой раз!»… Какой кошмар… «В моде снова оранжевый!»

– Но оранжевый действительно в моде, – немного оживилась я и поправила на шее шелковый шарфик цвета зрелого апельсина.

– Я не про то, – брезгливо поморщился шеф, – нам не хватает сюжетов из настоящей жизни! Романтичных историй. Таких, чтобы дух захватывало. Из-за этого у нас в последнее время низкие рейтинги.

– Может быть, все дело в самой жизни? В ней тоже не хватает таких историй, – вздохнула я, – в моей жизни уж точно. Чтобы дух захватывало.

– Не прибедняйтесь, Кашеварова, – усмехнулся он, – уж в вашей-то жизни историй столько, что хватит на троих.

От неожиданности я чуть не высморкалась в свой замечательный оранжевый шарфик. С каких это пор начальство проявляет интерес к моей личной жизни?

Мое замешательство не укрылось от зоркого глаза Максима Леонидовича (говорила же я, что очки бутафорские!). Он смущенно кашлянул и деловым голосом продолжил:

– Я хочу, чтобы вы сделали душераздирающий спортивный репортаж.

– Что? – изумилась я. – Но я ничего не смыслю в спорте. Никогда не писала для спортивного отдела.

– Я же не предлагаю вам прокомментировать футбольный матч.